Маркус замедлил шаг, остановился на углу улицы делла Ренелла. Людской поток, каждый вечер захлестывавший квартал, мирно продолжал струиться перед ним под музыку и гомон, долетавшие из ресторанчиков, которые привлекали в Трастевере молодых туристов из половины мира. Люди эти, какими бы они ни были разными, в глазах Маркуса ничем не отличались друг от друга.
Стайкой промчались двадцатилетние американки в слишком коротких шортах, насквозь промокшие: они, наверное, ошибочно полагали, будто в Риме всегда стоит лето. С ногами, посиневшими от холода, они ускоряли шаг, кутаясь в толстовки с логотипом колледжа, высматривая бар, где можно укрыться от дождя и пропустить стаканчик, чтобы согреться.
Влюбленная пара лет сорока вышла из траттории. Помедлила в дверях. Она смеялась, он обнимал ее за талию. Женщина чуть откинулась назад, положив руку на плечо партнера. Тот внял призыву и поцеловал ее. Бенгалец, торгующий вразнос розами и спичками, заметил это и остановился, дожидаясь, пока закончится изъявление пылких чувств, в надежде, что пара захочет ознаменовать встречу покупкой цветка или им просто захочется покурить.
Трое парней слонялись, держа руки в карманах, озираясь вокруг. Маркус был уверен, что они ищут кого-то, кто им продаст наркотики. Они еще этого не знали, но с другой стороны улицы к ним шел алжирец, готовый удовлетворить их запросы.
Благодаря своей способности оставаться невидимым, Маркус невозбранно наблюдал за людьми и их маленькими слабостями. Но это мог проделывать любой наблюдатель, умеющий концентрировать внимание. Его дар – его проклятие – заключался в другом.
Он видел то, чего не видели другие. Видел зло.
Он умел различать его в деталях, в аномалиях. Крохотных прорехах в ткани обыденности. Инфразвук, исходящий из хаоса.
С ним это случалось постоянно. Он обладал этим даром против своего желания.
Сначала он увидел девчушку. Она кралась вдоль стен, темное пятно, скользящее по облупленной штукатурке фасадов. Шла сгорбившись, потупив взгляд, сунув руки в карманы кожаной куртки. Пряди ярко-розовых волос закрывали лицо. Ботинки на каблуках прибавляли ей росту.
Маркус заметил мужчину, шедшего впереди, только потому, что тот замедлил шаг и обернулся, чтобы проверить, идет ли она следом. Бросил на нее такой взгляд, будто дернул за ошейник. Мужчине явно было за пятьдесят. Светлое кашемировое пальто, коричневые ботинки, дорогие, начищенные до блеска.
Неопытному наблюдателю могло показаться, будто это отец и дочь. Он, менеджер или специалист с именем, забрал из злачного места строптивую девчонку и ведет ее домой. Но все было не так просто.
Когда они добрались до двери, мужчина пропустил девушку вперед, но потом сделал нечто выбивающееся из сюжета: прежде чем в свою очередь переступить порог, огляделся, дабы убедиться, что никто не следит за ним.
Аномалия.
Зло проходило перед ним ежедневно, и Маркус знал, что решения нет. Никто не в силах исправить все несовершенства мира. И, хоть и скрепя сердце, он усвоил новый урок.
Чтобы пережить зло, иногда нужно сделать вид, будто его не замечаешь.
Чей-то голос отвлек его от созерцания закрывающейся двери.
– Спасибо, что подвезла, – говорила подруге блондинка, выходя из автомобиля.
Маркус забился в угол, и она прошла мимо, глаз не сводя с экранчика сотового, который сжимала в руке. В другой руке она несла большую сумку.
Маркус часто приходил сюда только затем, чтобы на нее посмотреть.
Они встречались раза четыре, не больше, когда эта женщина, почти три года назад, приехала из Милана в Рим, чтобы выяснить, как погиб ее муж. Маркус хорошо помнил все, что они друг другу сказали, вплоть до последнего слова, и ее лицо, до малейшей черты. Одно из благодатных последствий амнезии: новая память, готовая пополняться.
Сандра Вега была единственной женщиной, с кем он общался все это время. И единственным посторонним человеком, кому открыл, кто он такой.
Он помнил слова Клементе. В прежней своей жизни Маркус принес клятву: никто не должен знать о его существовании. Он невидим для всех. Пенитенциарий мог показать себя, выдать свою истинную сущность только в миг между тем, как сверкнет молния, и тем, как ударит гром. Хрупкий отрезок времени, который может продлиться миг, или маленькую вечность, кто знает. Все возможно на гребне волны, когда воздух насыщен волшебной энергией, трепещет ожиданием, – там все постижимо. В этот момент, ненадежный, нечеткий, призраки вновь приобретают человеческие очертания. И являются живым.