От шепота его, должно быть, проснулся сам. Хрипло спросил из-за полога:
— Кто там? Чего надо?
Робеющий есаул вздохнул тяжко и, как в холодную воду прыгая, в конце-концов решился:
— Перемет к тебе, князь Михаила Львович.
— Подожди, — буркнул Глинский и тут же показался в проеме, взлохмаченный, опухший, босой, в ярком татарском халате, наброшенном на плечи.
— Николай! — радостно выдохнул князь и, обняв по-отечески, не то спросонья, не то спьяна, чмокнул паренька куда-то под глаз.
У есаула, по счастливому лицу было видно, враз отлегло от сердца.
Николай шагнул в шатер, решительно опустив за собой полог.
На большом столе, свисая краем чуть не до пола, лежала карта Смоленска. На другой половине стола стояли тарелки, кубки, кувшины и шахматная доска со смешанными фигурами. Меж ними, уронив голову на руки, спал белобрысый, долговязый человек. У его ног валялись обглоданные кости, огрызки хлеба, объедки и упавшие со стола шахматные фигуры. Один из королей, белый, закатился далеко под скамью.
— Ну, с чем пожаловал? — спросил Михаил Львович ласково.
Николай, широко и радостно улыбаясь, протянул ему сверток.
Михаил Львович, на вытянутых руках отставив первый свиток — привилей великого литовского князя Витовта, — быстро наискось пробежал текст глазами.
Столь же скоро просмотрел второй — Александров. Прочитав, опустил глаза. Долго стоял неподвижно, глядя на спящего. Затем, быстро нагнувшись, поднял с пола белого шахматного короля и небрежно бросил поверх доски.
Вспомнив о Николае, обернулся:
— Поздорову ли добрался?
— Спаси Бог, Михаил Львович.
— Есть хочешь?
Волчонок, смущенно улыбнувшись, пожал плечами.
— Значит, хочешь, — утвердил Михаил Львович и встряхнул за плечи долговолосого: — Вставай, Христофор!
Длинноволосый не подавал никаких признаков пробуждения. Обозленный его бесчувствием, Михаил Львович внезапно сильно рванул пьяницу за волосы. Тот вздрогнул, с трудом разлепил осоловевшие зенки, спросил по-немецки:
— Что случилось?
Михаил Львович проговорил по-немецки же, ударяя на каждое слово:
— Один мой приятель с вечера нажрался как свинья, а к утру даже хрюкать разучился.
Шляйниц, бессмысленно озираясь, обиженно засопел.
— А Николаус почему здесь? — спросил он удивленно.
Глинский ответил ему по-русски:
— Николаус мой гость, а вот что здесь делаешь ты, даже я, хозяин, не ведаю.
Лицо Шляйница покрылось пятнами.
Ни слова не говоря, он встал и вышел из шатра.
Глинский сам отвел Николая в шатер к Василию Ивановичу, едва тот поднялся с постели.
Николай опасливо переступил царский порог, но как только увидел великого князя, страх как рукой сняло. В глубине шатра у стола, покрытого большим планом Смоленска, стоял заспанный тридцатилетний человек, бородатый, горбоносый, с отеками под глазами, и внимательно приглядывался к нему и к Михаилу Львовичу.
Глинский, поклонившись, коснулся рукою ковра.
Николай сделал то же самое, но в поклоне царю задержался и разогнулся много позже Глинского.
— С чем пожаловал? — спросил Василий Иванович с хрипотцой.
— Человек мой из Смоленска нынче ночью в наш стан прибег. — Глинский поворотом головы указал на Николая.
— По какой надобности? — спросил Василий Иванович.
Глинский молча положил свитки уже без холщовой обертки на стол под руку великому князю.
Василий Иванович развернул одну из бумаг и, медленно шевеля губами, Стал читать, чуть пришептывая.
Ознакомившись до конца с первым свитком, второй — привилей великого Литовского князя Александра Казимировича — отложил на сторону, едва бросив взгляд.
— Стало быть, не понятно, есть сие смоленский запрос или же условия сдачи? — вопросил строго, глядя прямо в глаза Николаю.
Николай смешался.
— Я малый человек, государь, — ответил юнец, чувствуя гулкое биение сердца. — Пославшие меня молют тебя старые городские вольности не рушить и в обычаи их не вступаться. А за это, государь, учинятся тебе покорны.
Василий Иванович спросил Глинского:
— А ты, Михайла Львович, грамотки сии читал ли?
— Читал, государь.
— Что скажешь?
— Поразмыслить надо.
— Так-так, — пробормотал Василий Иванович и пальцами левой руки сухо застучал по краю стола. — Так-так, — повторил он, — значит, поразмыслить надо? Ну что ж, поразмыслим.
После недолгого блуждания взгляд государя остановился на юноше.
— А чего это гражане смоленские надумали тебя ко мне послать?