И когда над головой вдруг разверзлись небеса, и со свистом рассекая воздух, на него обрушилось сверкающее чешуей золотое тело, Ланс понял, чего ждал.
Невероятной красоты крылья распахнулись над ним, открывая истину.
– Иш-Шааль! – кричал он восторженно, следя за полетом. Ему не нужно было смотреть на то, что делают руки. Они были умнее его самого, и пока глаза пытались поймать оранжевый отблеск, руки уже закончили работу.
Гарпун, тяжелый и черный, покрытый рунами от заостренного жала до раздвоенного хвоста, двигался так медленно, что Ланс успел похолодеть от страха. Этот страх заморозил жар, что сжигал тело все последние недели. В конце концов, он был еще совсем мальчишкой. И не его вина, что дракон не стал дожидаться, пока он станет взрослым, Ланс и так рисковал сгореть в лихорадке инициации.
Он был очень красив, этот золотой змей. Ланс смотрел ему вслед и почему-то думал: "Когда он упадет там, в отрогах Белых гор, потому что гарпун медленно, но верно проберется к его сердцу, он будет мечтать о том же, о чем и я – о белых стенах Иш-Шааля"…
Ланс вынырнул из воспоминаний, как из омута, задыхаясь и хватая воздух пересохшим ртом. Сердце тяжело и сильно билось о ребра.
– Воды…
Он выпил три стакана подряд под пристальным взглядом Ржавого Джо.
– Любопытная история…Значит, ты предчувствовал появление дракона, и это вызвало в тебе изменения, которые ты называешь инициацией.
– Ну да. Я стал Охотником, – жажда никуда не делась, но пить Ланс уже не мог. – Откуда бы я еще узнал как можно убить дракона? Какие руны нанести на гарпун? Мне это будто в ухо нашептали, оставалось только делать. А потом – все, знание исчезло, подсказки больше не приходили. А прежним я уже не мог стать. Ощущал себя охотником. Пытался учиться в Ордене, с магией они немного помогли, но про другое там не знают. Поэтому я и хочу к рейнджерам. Они почти как охотники, у них можно научиться остальному.
– Мидлтонские рейнджеры многое умеют, – подтвердил Ржавый Джо. – Главное, чтобы согласились возиться с таким учеником.
Парень вскинул обведенные темными кругами глаза на бармена-механоида.
– А что со мной не так? Слишком худой? Это ничего, я выносливый. Мне бы отоспаться и поесть, и я еще хоть три дня без остановки прошагаю!
– Ты шагаешь прямиком к могиле. Я не знаю, почему ты еще жив.
– Что? Это еще почему?
Ланс отшатнулся.
– То, что ты называешь инициацией, тебя убивает.
– Ерунда… Это было четыре года назад, а я все еще жив, – Ланс слишком устал, чтобы испугаться по-настоящему. Всё виделось ему каким-то нереальным и расплывчатым. Стены дрожали, фигура Ржавого Джо плыла… – Бренди у вас крепкий. Я посплю…
Он опустил голову на руки и сразу уснул прямо так, сидя за стойкой.
Из кисти механоида выдвинулся длинный тонкий щуп, пополз к спящему, приник к виску, забрался под волосы. Голос Ржавого Джо сейчас звучал совершенно механически, бесстрастно:
– Человеческие маркеры уже изменены. Мутация очевидна, но не завершена. Вероятность успешной трансформации ничтожно низкая. Соответствие заданным параметрам – восемьдесят четыре процента.
Щуп беззвучно втянулся в конечность механа, не потревожив забытье юноши.
– Теперь пусть боги решают твою судьбу, Охотник.
Ржавый Джо вышел из-за стойки, перекинул через плечо безвольное тело Ланса и направился к выходу.
ГЛАВА 2. Кристофер
Заброшенная часовня в отблесках заходящего солнца выглядела романтично и таинственно, навевала тихую грусть и мысли о тщете, суете сует и прочих философских материях.
- Et singula praeduntur anni – и годы берут свое, – пробормотал Кристофер Уилкс, поправляя очки с квадратными стеклами. Латынь подбодрила его, напомнила успехи в колледже, студенческое братство Кембриджа, и пастор зашагал увереннее.
Цветные осколки витражей хрустели под ногами, каменные плиты в обрамлении высокой травы вели к распахнутым дверям. За ними – косые лучи света из высоких оконных проемов, танец пылинок над усыпанным обломками дерева и сухой листвой полом часовни. Готические арки и розетки, покрытые разводами лишайников стены. Никаких ужасов, из живности только комары.
А послушать его прихожан – здесь водится всякая нечисть. Пастор Уилкс фыркнул и чихнул. Мракобесие и невежество!
Кристофер был откровенно и непростительно молод. Высокий светловолосый и сероглазый Крис, как называли его матушка и сестрица, слегка сутулился, словно стесняясь своего роста, начитанности и успехов в латыни. Он получил приход сразу после окончания богословского колледжа, отсутствие опыта старался компенсировать энтузиазмом и широтой взглядов. Однако сеять слово божье приходилось на весьма каменистом поле. Проповедь о гибельности суеверий и пользе прогресса прихожане подняли на смех: