— Брешешь! То ж — Ленин! Как так — ростом невелик?
— Прекратить треп! Революционный держите шаг! Кто идет? Тьху ты... Чертяка... Бобик! Шарик! Стоять! Стой, гражданин Шариков! Фюююииить! Кудааа без мандату?
Заложив два пальца в рот, командир свистит вслед лохматому молодому псу. Бойцы ржут.
Пока Даша первая подыскивала себе укрытие во дворе церкви за часовенкой, Даша вторая (хотелось бы написать Даша-Шарик, но выглядит это, если откровенно, не очень) упустила преследуемых из виду. Еще и голубь! Сел прямо перед мордой, закурлыкал. К счастью, быстро одумался и упорхнул. Успокоив «свое» собачье сердце, Даша пробежалась по большому, тщательно выметенному двору, осмотрела все входы и выходы, сунулась во все щели — ничего. Тогда оттолкнувшись задними лапами, подпрыгнула высоко-высоко (даже в глазах потемнело от ужаса и восторга) и ловко приземлилась на внешний подоконник стрельчатого цехового окна. И замерла, прилипнув носом к обледеневшему стеклу. Пришлось дышать чаще и сильнее, чтобы протопить «полынью», через которую было хоть что-то видно. И ура — в сизом табачном дыму, как посреди тучи, плавали силуэты Артура Уинсли и Сиднея Райли, под видом которого, как мы помним, скрывалась известная всему миру шпионка Мата Хари. Там же в дыму, прислонившись спиной к кирпичной стене, сидел верхом на колченогом стуле Евгений Бессонов. Выглядел Бессонов страшно — с красными выпученными глазами, с клокастой рыжей бородкой и огромным выпяченным кадыком в пол шеи. По пояс голый, в холщовых штанах, в кожаном кузнечном фартуке Бессонов яростно жестикулировал и ерзал вверх-вниз подбородком, как будто к его голове прикреплена была невидимая нить, конец которой дали в руки плохому кукловоду.
Бессонов и раньше не мог похвастать изысканностью манер, а теперь словно с него содрали лак, прежде делавший его похожим на нормального человека, и наконец-то во весь рост проступил безумец.
Видно все было преотлично, а вот слышно так себе, хоть Даша и вовсю шевелила ушами. «Надо было Шарику Фенека на шею надеть», — огорчилась девушка, но припомнила, как Артур говорил, что предметы работают только с человеком. Оставалось лишь рассчитывать на собачий отменный слух. Шум в цеху стоял адский. Внутри шипело, бухало, громыхало и лопалось, пыхало, свистело, гудело, вопило и скворчало. Расслышать за этим шумом слова человек, сидящий на подоконнике снаружи, точно бы не смог. Человек, вообще, довольно неудачно сконструированное животное — в нем нелепо все, включая прямохождение, отсутствие волосяного покрова, отвратительное зрение, обоняние и слух, а также настойчивое желание знать то, чего знать ему не положено. Собака, в этом смысле, устроена куда лучше, хотя и не считает себя вершиной эволюции.
—... ать... нет... знал! Да... рить? А-о-А-га... Что? А? Громче! Бумаги? А? Громче!!!
Шарик — точнее Даша, осторожно, чтобы не поскользнуться, повернулась боком и прижалась к оконной «полынье» левым ухом и левым глазом одновременно. И хотя от холода по загривку тут же побежали мурашки, слышно стало не в пример лучше.
— Бумаги? Ха! Неужто думали, Бес вас не разгадает? — гримаса Бессонова, по-видимому, выражала презрительный смех. — Да я дружку Шломо... тьфу! то есть Сиднея, знаю как облупленного. Мало мы с ним по ночлежкам и кутузкам вдвоем мотались? Вы еще рта не раскрыли, как я уже срубил, что Шломчик попал. И теперь где-нибудь на дне Яузы раков кормит. Или опять выкрутился хитроумный черт, и таки живой?
— Живой. Да! Живой! — на Артура все еще действовал химический состав, поэтому он честно ответил Бессонову на его вопрос.
Ответил по-русски, чему весьма поразился. Видимо, препарат не только развязывал язык, но еще и положительно влиял на лингвистические способности попавшего под его действие бедолаги. Правду говорят, что нет, худа без добра. Кстати, и Марго избавилась от своего отвратительного акцента, перестала гнусавить и глотать окончания, что было как нельзя, кстати, ведь господин Бессонов за двенадцать лет так и не удосужился выучить даже десятка слов по-английски. Кстати, узнал Артур Бессонова сразу, едва они с Маргаритой вошли в цех. Вспомнил странного человека в тюбетейке, которого Райли представил ему как антиквара-самоучку. Что ж, с восьмого года товарищ Бессонов мало изменился, разве что осунулся и еще больше пожелтел.
— Никто особо на инкогнито и не рассчитывал! Но послушать нас все же придется, товарищ! — рука «Сиднея Райли» забралась во внутренний карман щегольского полупальто Сиднея Райли и достала оттуда почти уже пустой флакон с «феромональным веществом». Еще полсекунды, и Бессонов был окутан фиолетовой взвесью, которая, смешиваясь с табачным дымом, плела в воздухе причудливые кружева.