— Мне кажется, я его знаю, — заявила Хура, высокая, длинноногая девушка с темными спускающимися на плечи волосами. Она нагло стояла передо мной, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
Я схватил ее за горло и рывком привлек к себе. Она сдавленно вскрикнула. Я крепко прижал ее губы к своим и подарил ей поцелуй, долгий и властный, такой, каким хозяин награждает смазливую рабыню. Оторвав ее от себя, я швырнул ее на землю, к ногам оцепеневших тиросцев. Разбойницы Хуры от изумления открыли рты и через минуту, придя в себя, возмущенно загалдели. Воины тоже были удивлены.
— Убейте его! — закричала Хура, поднимаясь с земли и поправляя падающие на глаза волосы. — Убейте немедленно!
— Не шуми, женщина, — бросил ей Сарус.
Глаза Хуры пылали ненавистью. Ее разбойницы надрывались, выражая свое негодование.
— Тихо! — оборвал их Сарус.
Сердито сопя и вполголоса ругаясь сквозь зубы, разбойницы постепенно смолкли, но выражения их лиц свидетельствовали о том, что все у них внутри продолжает клокотать.
Я понял, что Хура и ее лесные подруги, с их самомнением и надутым высокомерием, не пользуются у тиросцев большой популярностью. Мало того, я увидел, что разбойницы побаиваются мужчин и ненавидят их. Сейчас даже прежние, изначально непрочные связи между этими столь мало подходящими друг другу союзниками были прерваны окончательно.
— Я требую отмщения! — заявила Хура.
Разбойницы поддержали ее дружным криком.
— А ну, тихо! — огрызнулся Сарус. — Иначе я всех вас посажу на цепь!
Женщины открыли рты от изумления, но визг прекратили. Такое обращение со стороны бывших союзников явно пришлось им не по душе. Они потихоньку протиснулись в задние ряды зрителей. Разбойницы знали: по первому приказу Саруса их тут же закуют в кандалы и превратят в обычных рабынь, ничем не отличающихся от тех, что лежат сейчас на песке вдоль внутренней ограды лагеря.
Среди невольниц я разглядел Ширу и Вьерну и запомнил место, где они лежали. Думаю, они мне еще понадобятся.
— Пропустить в лагерь! — потребовал один из двоих вернувшихся воинов, следивших за подбрасыванием хвороста в сигнальный костер.
Ворота распахнулись, пропустили воинов и за их спинами тут же закрылись вновь. Теперь все люди Саруса находились в лагере.
Я с удовольствием отметил, как двое дюжих воинов плотнее задвинули толстый брус, запирающий створки ворот. Отметил я и то, что насыпи для ведения стрельбы с внутренней стороны частокола у тиросцев в лагере не было.
Громадный сигнальный костер, разведенный на небольшом возвышении, сразу за частоколом, разгорелся с новой силой и ярко осветил всю внутреннюю территорию лагеря.
— Я слышал, — прервал затянувшееся молчание Сарус, — что ты хотел со мной поговорить.
— Хотел, — согласился я.
Все это время я внимательно изучал Саруса. Человек это был твердый, решительный, весьма сметливый. В его манере говорить ощущалось нечто простонародное: очевидно, он добился столь значительного положения, не принадлежа к высшей касте. Что ж, для тиросской аристократии в этом не было ничего необычного. В конечном счете, все решают родственные связи, которыми ты сумел обзавестись благодаря удачному выбору свободной спутницы. Местная олигархия островных государств, долгое время придерживавшаяся весьма жестких фамильных устоев, наконец сосредоточила в своих руках такие власть и богатство, что получила возможность меньше заботиться о принадлежности новых членов своих семейств к знатным фамилиям и об их приверженности старым традициям. На первый план выступали личные качества человека, его способность и умение принести пользу общему делу. Вот почему на многих ключевых постах общественной жизни в последнее время все чаще встречались выходцы из простонародья, зачастую не просто выскочки, баловни судьбы, выброшенные в верхние слои общества на гребне волны удачного супружества, а люди, добившиеся своего положения упорным трудом и — нередко — нечеловеческими усилиями.
Думаю, именно к этой категории и принадлежал Сарус. Он был очень опасен. Он напомнил мне Чембара с Тироса, убара этого островного государства, также вышедшего из низших слоев общества. Возможно, именно он и оказал в свое время поддержку Сарусу. Сейчас Чембар, насколько мне известно закованный в кандалы, сидел в подземельях Порт-Кара. На Тиросе идет невидимая простому глазу, но от этого не менее жестокая борьба за обладание пустующим троном убара. Пять наиболее могущественных семейств острова оспаривают право повесить себе на грудь золотой медальон власти.
Интересно, как сейчас обстоят там дела? И главное — какую роль играет в этом Сарус и его люди, отправившиеся в экспедицию, которую организовали специально для захвата Марленуса из Ара и человека, известного под именем Боск из Порт-Кара? А знать следовало: это во многом определяло линию моего поведения.
— Я и не предполагал, что Чембару с Тироса удалось бежать, — заметил я.
Сарус ответил мне настороженным взглядом.
— Помогли люди с Торвальдсленда. Они получили за это хорошую плату. Со своими топорами они пробились к нему, вырубили из стен металлические кольца его кандалов и вернули Чембара Тиросу. Много людей погибло в этой схватке, но если бы она происходила не ночью, а днем, полегло бы еще больше. Кстати, через ан после прибытия Чембара на Тирос «Рьода» под моим командованием вышла в море и взяла курс на Лидиус.
— А с какой миссией вы вышли в море? — поинтересовался я.
— Тебе это ни к чему, — ответил Сарус. — Достаточно того, что это известно нам.
С этим я не мог согласиться, но промолчал.
— Я вижу, вы захватили рабов, — продолжал я.
— Да, есть немного, — ответил он.
Мысль о побеге Чембара не давала мне покоя. Это произошло вскоре после того, как я оставил Порт-Кар. Я снова вернулся к столь взволновавшему меня сообщению.
— Интересно, а кто с Торвальдсленда осмелился освободить Чембара? — спросил я.
— Один сумасшедший, — рассмеялся Сарус. — Айвар Вилкобород.
— Сумасшедший?
— Ну конечно! А кто, как не безумец, решится на такое?
— Наверное, предложенная ему плата стоила того.
— Стоила, будь уверен. Он потребовал столько шендийских алмазов, сколько весит сам Чембар.
— Запрошенная плата говорит в пользу довольно здравого рассудка.
— Там, на Торвальдсленде, все сумасшедшие, — отмахнулся Сарус. — Их ничто не способна привлечь или разволновать. Они боятся только одного: как бы не отдать концы где-нибудь вне поля брани.
— Надеюсь, в этом отношении люди с Тироса более благоразумны, — предположил я.
— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Сарус. Внезапно взгляд его посуровел. — Зачем ты пришел к нашему лагерю? Чего ты хочешь?
— Убейте его! — снова подала голос Хура.
Сарус не обратил на нее внимания.
— Я хочу предложить вам сделку, — сказал я.
— Какую именно? — поинтересовался Сарус.
Я обвел глазами рабов — и мужчин, охотников Марленуса, и женщин, разбойниц Вьерны, — длинными рядами лежавших на земле вдоль огораживающего лагерь частокола.
— Я хочу, чтобы ты передал мне всех тех, кого держишь у себя в качестве рабов, — сказал я.
— Я вижу, — усмехнулся Сарус, — что Айвар Вилкобород не одинок в своем безумии.
Я пожал плечами.
— Ты хотя бы представляешь, сколько нам пришлось заплатить за этих рабов? — поинтересовался Сарус.
— Не сомневаюсь, что цена была высока, — согласился я.
— Убейте его! Убейте! — закричали разбойницы Хуры.
— Сколько твоих людей вокруг нашего лагеря? — спросил Сарус.
Я не ответил.
— Ты, конечно, не рискнул бы прийти сюда, не имея за спиной достаточно силы, — продолжал размышлять вслух мой собеседник.
Я слушал его молча.
— Ты, несомненно, представляешь тех, кто преследовал нас на всем протяжении пути, — покачал он головой.