Не успела наша карета выкатиться за ворота готичного дома, как я, подавшись вперед, прямо спросила:
— Признайся, Винсенсия, ты ведь пока еще девственница?
Сказать, что леди от моего вопроса пришла в замешательство, — это ничего не сказать. Сначала она вспыхнула, потом побледнела, после чего прижала ладошку к губам, словно я произнесла какое-то святотатство, и ахнула:
— Филиппа! Спрашивать о таком неприлично!
Нашла время строить из себя кисейную барышню.
— Мы живем под одной крышей; можно сказать, делим одного мужчину. Да у нас почти шве… шваррова семья. Шварры ведь тоже живут такими вот стаями. А вы что, не знали? А нам в обители рассказывали. Ну да ладно… Это я к чему? Ах да! К тому, что мы с вами уже почти сроднились. Правда, Паулина?
В ответ рыжая выразительно фыркнула, как бы говоря, что ни с одной из нас она родниться не собирается и все мы в жизни де Горта — явление временное, а вот она — величина постоянная.
— А почему ты не спрашиваешь о таком у Паулины? — снова ушла от ответа Винсенсия, что натолкнуло меня на очень нехорошие подозрения.
— С леди де Марлен все и так уже давно ясно, а вот ты для меня в этом плане пока еще темная лошадка. Ну же, давай признавайся, — подбодрила зеленоглазку.
— Конечно же я невинна! — после непродолжительной паузы воскликнула она, отводя взгляд к пейзажу за окном.
Заснеженная улочка, разрисованные морозом стекла, придорожные сугробы, искрящиеся на солнце… Зима в Харрасе была в самом разгаре и, если вспомнить о Вьюжных праздниках, о которых упоминала за завтраком Марлен, получается, что не за горами празднование Нового года по-шваррски. Ну, то есть по-шаресски.
Интересно, здесь тоже ставят елки и в полночь ждут появления Деда Мороза?
Но, кажется, я немного отвлеклась, засмотревшись на идиллическую картину тихого зимнего утра.
— Ну, раз невинна, значит, ты не откажешься пожертвовать несколькими каплями крови для нашего обожаемого Морсика.
С минуту или две вторая наина энергично хлопала ресницами, после чего фыркнула, совсем как Паулина:
— Что за глупости иногда приходят тебе в голову, Филиппа!
Неправильный ответ.
— Это не глупости, а желание помочь бедному догу. Он мучается, страдает, а кровь еще оставшихся в девицах наин нашего господина поможет ему выздороветь. Поля пролетает, она уже совершенно бесполезна как источник жизненно необходимого элемента. Другое дело ты, Винси.
— Если такая сердобольная, почему же не пожертвуешь собственной кровью? — ехидно заметила де Морсан, морщась, как высушенная лимонная кожура.
— А у меня мама нэймесса, и неизвестно, какое воздействие мои жидкости окажут на вейра, — отбила я пас и выжидающе посмотрела на Винсенсию: — Ну так что? Сделаешь для нашей любимой собачки доброе дело?
— Я… я… Я очень слабею от потери крови! Вот! — выдала Тиссои совершенно идиотский, на мой взгляд, аргумент. — Даже если каплю потеряю, сразу в обморок падаю.
— Да ты что! — Я округлила глаза, борясь с желанием процитировать Морока: «Все с вами ясно» и стукнуть девицу по голове муфтой.
— Да, да, все так, — часто кивая, затрясла она каштановыми кудрями. — А ведь вот-вот начнется испытание, а я и без того еще не отошла от злоключений в Зачарованном лесу. Так слаба, так слаба.
В общем, коза.
— Ну ты бы хоть помогла. — Я перевела хмурый взгляд на Паучиху, страшно разочарованная второй наиной. — Вообще-то он защищал и тебя.
— А что я могу сделать? — насупилась рыжая. — Разве только подержать ее, пока ты будешь кровь из нее цедить…
От такого предложения Винсенсия уже не побледнела, а посерела, вжалась в угол кареты и принялась нервно сдергивать с пальцев перчатку, чтобы потом напялить ее обратно.
— Оставим это в качестве запасного варианта, — решила я не впадать в крайности и велела первой наине: — Поможешь, значит, с Марлен и Одель. Хоть у кого-то в нашей пятерке должна же быть совесть.
К чести Паулины, она не стала артачиться, молча кивнула и отвернулась к окну. Я тоже решила последовать ее примеру (потому что на трусиху Винсенсию совсем смотреть не хотелось) и сосредоточилась на столичных пейзажах. А они оказались такими, что просто дух захватывало.
Чем ближе мы подъезжали к центру Ладерры, тем ярче и наряднее она становилась. Дома с черепичными крышами под пышными шапками снега были украшены волшебными гирляндами, искрящимися узорами, ниспадавшими с подоконников и карнизов. На площадях играла веселая музыка. На одной ярмарка была в самом разгаре; почти все свободное пространство другой занял каток, на котором, визжа и громко смеясь, резвилась детвора.