— Ы‑ы‑ыа-а‑а, — застонал Баркер, когда цирюльник сильно потянул сделанный наспех из полотенца импровизированный бинт.
— Именно, — согласился Артур.
— Месяц лежать. Или два. И доктор нужен… — Цирюльник полюбовался повязкой и склонился над тазиком с водой, смывая с рук кровь. — Можно и без доктора, но тогда помрет. В общем, это даже хорошо.
— Слушайте, как вас там… Заткнитесь, будьте любезны. Мы здесь не потому, что в восторге от ваших пейзажей и кухни. Мы солдаты… Вы понимаете, что такое приказ? — Артур отчего-то взъярился, наверное, усталость от сегодняшнего дня наконец-то дала о себе знать.
— Абдурахман сын Мухаррема — тоже солдат! Видишь? — Закатав рукав льняной рубахи, цирюльник с гордостью продемонстрировал след от штыкового ранения. — Это Гелиболу. А это Сарыкамыш.
Спина парикмахера, вся пережеванная взрывом, отчего-то вызвала у Артура прилив тошноты.
— Ладно… Спасибо… Сколько мы вам должны.
— Вайбе! Вот! Думаешь как гяур… Все деньги, всегда деньги. Ничего вы мне не должны. Доктор нужен. Хороший врач. Есть такой. Доктор Альпер из Кабаташа. Спросите — все знают.
— Спасибо… — Артур подставил Красавчику плечо. Крякнул, когда Красавчик обрушился на него немалым своим весом. — Ох, Генри… Лучше бы я поехал следующим поездом.
Креветка поджидал на пороге. Вскочил, увидев выходящих из цирюльни иностранцев. Приволок откуда-то злополучный сверток с мольбертом и кистями… И бежал впереди, смешно переставляя кривые крошечные ножки, разгоняя любопытных и что-то сердито выкрикивая на турецком. Креветка же нашел повозку, закинул в нее мольберт, краски и кисти, а когда Артур, наконец-то устроив Красавчика и устроившись сам, протянул Креветке купюру, замахал обиженно ручками.
***
В пансионе «Мечта одалиски» все уже спали.
— Я завтра, точнее, уже сегодня уезжаю, Генри. — Кровать Артур передвинул поближе к окну, уложил туда Красавчика, а сам принялся собирать в саквояж необходимое. — Когда вернусь и вернусь ли… не знаю. Все непросто.
— Да… Я понимаю, Ходуля. А девчонка?
— Нет девчонки. — Артур показал подбородком на окно, за которым раздавались жалобные вопли мадам Капусты. Хозяйка жаловалась на то, что негодная, неблагодарная Эйты сбежала, никого не предупредив. И даже жалованья не взяла. Почему-то именно это мадам Капусту обижало сильнее всего.
— А Стиви? Что же будет теперь с Малышом Стиви? — прошептал Красавчик. — Что, Ходуля? Девчонка слиняла. И еще нога…
Артур Уинсли ждал этого вопроса. Был к нему готов и, ни секунды не мешкая, ответил:
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы привезти вам Гусеницу, Генри. Если буду жив, привезу. Через два месяца или чуть позже. Все равно раньше вам на ноги вряд ли встать. А если до Нового года не вернусь и никак не объявлюсь… телеграф или письмо… или курьер. Если не выйдет, то запомните: женский монастырь в селе Топловское. Это Россия, Крым… Там есть монахиня, зовут Февронией… Господи, ну откуда ж вам такое запомнить. Погодите, я запишу… Десять лет назад Гусеница была у нее. Дальше разберетесь сами. И да… Сейчас еще добавлю. Как там этот парикмахер его называл? Точно! Доктор Альпер из района Кабаташ… Пошлите за ним кого-нибудь с утра. Не хотелось бы, знаете, вернуться и не застать вас живым.
— Ходуля… Артур… — Баркер закашлялся и смялся лицом. — Ты… Ты это. Я теперь твой должник. Проси что хочешь. Вот прям сейчас и проси!
— Ох… Увольте, Генри. Днем бы раньше. Попросил бы. А теперь мне от вас совершенно ничего не нужно. Выздоравливайте поскорее.
— Ну нет, Ходуля. Ты что! Так не пойдет! Я, знаешь ли, джентльмен. Не знаю, как в Лондоне, а у нас в Чикаго джентльмены долги возвращают всегда! Даже карточные. Даже если это двадцать долларов. Был у нас такой случай… Джимми Гуталин задолжал одному макароннику как раз двадцать долларов. Поспорил на какую-то дребедень, проиграл, а мелочи в кармане не оказалось. Пообещал отдать на следующей неделе, а макаронник возьми да и загреми на всю катушку. Да еще без права посещений. Вот ты скажешь, что такое двадцатка… Да? Опять же, кто такой Джимми Гуталин? Джимми Гуталин — вор и убийца, отброс, так сказать, общества… Приличный человек, вроде тебя, Ходуля, не станет с таким сидеть за одним столом. К тому же черный. Но Джимми — джентльмен. И вот Джимми знает, что за его голову копами назначена кругленькая сумма и что, если его вычислят, болтаться ему в петле, но Джимми — джентльмен. Поэтому Джимми надевает костюм, шляпу и едет в Питтсбург, где сидит тот итальяшка… Там Джимми грохает булыжником витрину и попадает в соседнюю с макаронником камеру, заплатив за это, между прочим, много больше, чем двадцатку… Правда, макаронника зарезали через неделю, но долг Джимми вернул. Так что, Ходуля, проси что хочешь. Долг есть долг.