Итальянец обхватил голову руками, зарыдал. Потом повернулся к Саше Чадову, видимо догадавшись, что из него слушатель куда более благодарный, чем из сурового англичанина, которому дела нет до чужих страданий, и продолжил уже на русском:
— Ах! Юноша! Я плохой, дурной человек. Я ее украл… Украл у родного брата. Выманил лестью вещь… и увел медведицу. Зачем она ему? Он ведь и так популярен… Выходит на арену — овации. Ему даже ничего делать для этого не нужно — он с рождения уродец. Карлик. Публика, знаете, любит уродов. Люди хотят выглядеть великодушными. А я… я перепробовал все: жонглировал, метал ножи, заклинал змей… И что? Ни-че-го! Ничтожество! Я — ничтожество, бездарь. Мной заполняли антракты… Но едва шпрехштальмейстер объявлял его имя… Тут же фанфары. Аплодисменты. Он выезжал из-за форганга верхом на Джульетте, со скрипкой в руках… Гайдн или Вивальди! Маленький печальный уродец весь в белом! Он играл, она танцевала. Это был блестящий номер! Лучший из всего, что я когда-либо видел. Конюхи, униформа, акробатки… сам Поддубный — все рыдали! Я ревновал. Сходил с ума! Думал, ну зачем ему еще и медведица? Он и так хорош! Думал, она со временем ко мне привыкнет. Но медведицы, юноша, как женщины. Они если любят, то одного. И ненавидят тоже — раз и на всю жизнь… или пока не растерзают в клочья.
— Любопытное откровение… — Майор не то не понял, не то просто проигнорировал драматическую часть повествования. — И что теперь делать прикажете?
— Ну… Если синьор майор дать слово джентльмен, то Джакомо Леопарди дать ему Медведь. Чуть-чуть…
— О господи! Вы с ума сошли?
— Вы только что меня сильно пугать. Я теперь немножко хорошо подумать и очень бояться… и вот так решить нашу проблем, синьор майор. Си?
Майор вдруг остро пожалел, что десять лет назад отказался от Божьей Коровки. Сейчас этот болтливый жучок ему бы пригодился еще как. Предложил бы как минимум семь возможностей спасения. Раскрыл бы перед Артуром все карты, включая козырную… Артур вздохнул.
— Да. Слово джентльмена. Где Медведь?
Маленькая металлическая фигурка скользнула в его ладонь.
— Как? Как им пользоваться?
— Ну, можно палец между ух тереть. Или ладонь сильно-сильно жать. Как удобно для синьор майор.
Артур присел на краешек табуретки, помедлил, справляясь с неожиданной дрожью в кончиках пальцев, и опасливо погладил медведя между круглых ушей.
И сам
стал
медведем.
Точнее, медведицей. Он лежал, свернувшись кольцом на холодном приятном дерне, он шевелил подвижным крупным носом, он подрагивал хвостом, он сердился на кусачих блох, он спал, но слышал запахи и звуки. Сотни тысяч запахов. Миллионы звуков. Он слышал, как вянет на холмах трава, как зябко перекликаются совы, как в далеком гроте задевает крылом о влажный известняк летучая мышь. Он слышал небо и землю. Он думал, что он тоже небо и земля. И немного море. Самую чуточку. Артур пробовал сначала разобраться, испытывает ли он страх или восторг, или к нему пришло осознание какого-то необыкновенного могущества, на которое у него нет права. Но потом вся эта человеческая болтливая чепуха потускнела, стерлась, и Артура «замедведило» окончательно и бесповоротно. Он чувствовал, что в этом ловком, сотканном из мышц и сухожилий теле он не один. Что существует параллельно ему другая, первобытная сила. И Артур был благодарен за то, что эта сила дозволяет ему быть немножко медведем, что его не выталкивают, а наоборот, как будто трогают носом и принюхиваются, что он такое, зачем, почему здесь…
Артур попробовал потянуть лапы и подняться. Страх, что он не справится с моторикой, что вместо легких нужных движений получится безобразный фарс, исчез, сменился уверенностью. И он, и медведица прекрасно сосуществовали внутри одного тела, и, кажется, зверь с удовольствием подчинялся его желаниям и командам.
— Ну, милая, а теперь нам просто необходимо, как говорят коммунисты, скинуть оковы и что-то еще в этом роде.
В энциклопедии сказано, что бурый медведь ловок в добывании пищи и что его средние пальцы с острыми длинными когтями отлично приспособлены для поиска и добычи личинок из древесной коры. Медведь аккуратен и терпелив. Медведь может целых полчаса сидеть на хвосте и пытаться когтем раздвинуть звено цепи. Медведь настойчив и целеустремлен — в конце концов он получает долгожданную свободу.