Сеун встал, опираясь на копьё. Что же, пусть эти двое играют. Им никто не станет мешать, пока они не нападают на людей, не жгут дома и посевы, не пожирают стада. Но если они, вместе или поодиночке объявятся в тех местах, где живут люди, слабые человечки найдут способ усмирить великанов.
Каждый шаг отдавался резкой болью в сломанных рёбрах. Но всё же Сеун подошёл к логову дракона. Там на земле лежал огромный сапфир, выбитый из груди гиганта ударом копья или копыта, а вернее, всем вместе.
Ему-таки удалось ранить сапфирового дракона. Конечно, пройдёт не так много времени, рана затянется, на груди вырастет новый сапфир, но всё же, удар был нанесён, и дракон его почувствовал. Сеун, застонав от боли, нагнулся за камнем, поднял его и похромал прочь.
Куда идти? Где его дом? Только на крайнем севере есть места, где не встречается людей. Значит, именно туда занёс его ищущий смерти Эпинор. А дом остался где-то на юге.
«Не дойду, — подумал Сеун, — но идти надо. Охотник не должен останавливаться».
Цокот копыт прервал размышления. Навстречу Сеуну выбежал взмыленный Прафф. Трудно представить, как он мчался за улетающим Эпинором, не имея возможности взлететь. Он понимал, что опоздал к величайшей битве мира, но продолжал бежать, хрипя и роняя клочья пены.
— Прафф!.. — просипел Сеун смятыми лёгкими, и верный пегас услышал и остановился. Сеун осторожно уселся верхом на невзнузданного пегаса.
— Поехали домой, Прафф. Вана полечит меня, и сюда мы ещё вернёмся. А сейчас надо донести людям весть, что кроме непобедимого сапфирового дракона есть дракон изумрудный, о каком мы ничего не знаем, но с которым нам предстоит встретиться.
Вновь повторилась безумная скачка, только на этот раз Сеун не летел над облаками, а скакал по земле. Прафф, понимая, что хозяину худо, не галопировал, а несся плавно, как не проскакать никакому коню. Он то и дело пытался взлететь, но там, где когда-то расцветали крылья, появлялось что-то вроде сгоревшей чёрной паутины, которая, конечно, не могла поднять в воздух бывшего пегаса.
Часть времени Сеун был без памяти и не знал, куда и как везёт его Прафф. И всё же, появились знакомые места, и дом. Сеун сполз на руки Ване, которая донесла его до скорбной постели.
— Рёбра сломал, — прошептал Сеун, то и дело проваливаясь в небытиё.
— Да уж вижу. Потом расскажешь, куда тебя носило, а пока нужно грудь бинтовать, чтобы осколки рёбер лёгкое не проткнули. Лежи смирно, сейчас больно будет.
— Больней, чем было, уже не будет.
На перевязку ушла новая простыня, которую Вана сметила на брачную постель невесте.
А Сеун — вот непоседливый мужик! — через час с кряхтением выполз во двор. Вана этого самоуправства не отследила; что-то она обсуждала с приехавшей свояченицей.
Сеун, выйдя из дома, едва не споткнулся о незваного гостя. Тот был разодет по последней столичной моде. Чёрный камзол, расшитый белейшими кружевами, чёрные кюлоты, белые вязаные чулки, башмаки с золотыми пряжками, завитой парик и шляпа с пером. Но зоркий взгляд охотника не обманешь, столичный щёголь был немедленно узнан.
— Старый знакомец! Ещё что-то задумал украсть? Как пальчики, зажили или до сих пор болят?
— Не понимаю… — процедил гость. — Меня зовут Кент Манихс. Повелением его светлости герцога Орнуэла Мальтона я назначен профостом селения Марново. Я должен навести здесь порядок, и собрать недоимки с крепостных крестьян, в том числе и с тебя. Так что можешь заранее продавать своего цыплёнка.
— Что ты прохвост, это я вижу и сам, но при чём тут герцог Мальтон? Марново — свободная деревня, здесь нет, и никогда не было крепостных.
— Его светлость пожелал взять Марново под свою высокую руку, так что всем вашим вольностям пришёл конец. Но об этом я объявлю завтра, а сейчас у меня более насущное дело. Его светлость герцог пожелал возродить старинный обычай первой брачной ночи. Насколько мне известно, на завтра у вас назначена свадьба. Семья невесты сейчас находится у вас, как я понимаю, женщины примеряют свадебное платье. Всё это очень удачно. Невесту я забираю и отвожу к герцогу. Как он распорядится жемчугами, не знаю, а невесту завтра, после первой ночи, вернут мужу.
Сеун молчал. Наступило время охоты, а значит, кончилось время разговоров.
Возле коновязи стояла распряжённая бричка, на которой приехал Стан со своей семьёй. Там на самом видном месте лежала плеть. Стан, добрейший человек, помыслить не мог, чтобы ударить лошадь, но плеть должна быть, и она была: витая, пятихвостая, с хромовыми поковками, вплетёнными в конец каждого хвоста. Когда Стан приезжал в столицу, все лихачи слюной исходили при виде такой красоты. Точёная рукоять удобно легла в ладонь, плеть свистнула. Клочья кружев полетели во все стороны. Звук, который издал Кент Манихс, не поддаётся никакому описанию. Второй удар лёг поперёк первого, а третий пришёлся по ногам. Белые чулки окрасились красным.
Толстяк бежал. За воротами, распахнутыми по случаю готовящегося праздника, стояло нечто похожее на большой кожаный кулёк. Должно быть, на этом угробище прибыл сюда Кент Манихс, и на нём же собирался увозить Асю в спальню похотливого герцога. Никаких колёс у кулька видно не было, как не имелось лошади или осла, которые могли бы тащить кожаный экипаж.
Прохвост юркнул в кулёк, и тот поехал, ведомый неясно какой силой. Сеун опустил плеть. Срывать гнев на неживом предмете было не в его правилах.
Больше всего сейчас хотелось лечь, чтобы дать покой изломанному телу, но в такую пору покоя ожидать не приходится.
В вышине появилась тёмная точка, и прямо посреди двора опустился пегас, на котором прибыл Нусс Цопин, старый знакомый и добрый приятель. Родом он был из мелких дворян, когда-то разорившихся, чтобы купить самого невзрачного из возможных пегасов. С тех пор он, как и Сеун, зарабатывал охотой на драконов, но если Сеун был смел, удачлив и, как следствие, богат, то Нуссу одной смелости едва хватало на жизнь, достойную дворянина. Дворянством своим Нусс не кичился, и с Сеуном, с которым знался больше четверти века, был на «ты», как то бывает лишь среди равных.
— Видел с высоты, как ты лупцевал этого мерзавца. Прелестное зрелище! — сказал он вместо приветствия.
— Я предупреждал, что в следующий раз будет больнее. Вот он и напросился. Ему ещё мало досталось. Не иначе придётся встречаться в третий раз.
— А вот тут — осторожнее. Этот, как его, Манихс, не знаю уж каким образом, втёрся в доверие к герцогу Мальтону и представляет его интересы.
— А я представляю свои.
— О том и речь. Герцог собирается наложить лапу на деревню Марново с окрестностями. Деревня ему не нужна, места бедные, народ упрямый, но герцог хочет свести счёты с тобой. Не знаю, что вы не поделили, но здесь погиб его знаменитый пегас…
— Шлем надо было надевать не только себе, но и пегасу — не удержался Сеун.
— А ты знаешь, что об этом говорит сам Мальтон? Что пока он сражался с Красным драконом, ты ударил его в спину и убил пегаса. В результате дракон сумел уйти, потеряв лишь рубины, которые герцог носит в своей короне. А за пегаса ты должен будешь отвечать.
— Всё было наоборот! — возвысил голос Сеун.
— Я тебе верю. А как насчёт остальных?
— Я вызову его на поединок, и камни сами покажут, кто их добыл. От первого же тычка они вылетят из его короны, как бы их ни закрепляли столичные ювелиры.
— Ты думаешь, он примет твой вызов? Он герцог, ты мужик, положение слишком неравное. Мне кажется, пока есть время, тебе следует собираться и бежать со всем семейством куда-нибудь подальше, где Мальтон не сумеет тебя достать.