Детектив Шоу кашлянула.
— Вижу, вам нужно время вместе, чтобы прийти в себя, — сказала она, встала на ноги с помощью костыля. — Но, прошу, звоните мне сразу же, если потребуется помощь, — она посмотрела многозначительно на моего отца. — Мы можем посоветовать психологов, которые отлично помогают справиться с шоком.
— Спасибо, инспектор, — папа пожал ее руку. — Спасибо за все, что вы сделали для Дженны. Жаль, что другой офицер погиб в той аварии.
Я хотела кричать на него. Вопить. Сказать всем, что эта детектив убила своего напарника! Но доказательств не было, авария скрыла улики ее атаки. И после смерти Танаса детектив Шоу не помнила, как совершила преступление. Так что, несмотря на то, что я описала всю историю, многое списали на бред подростка, который пережил ужасное.
— Спасибо, мистер Адамс, — сказала детектив. — Я передам ваши соболезнования его семье. Жаль, но это трудности нашей работы.
Отец кивнул с сочувствием, а мама встала и пожала руку детектива, а потом вывела двух офицеров наружу. У двери детектив Шоу повернулась ко мне и улыбнулась, думая, что утешает этим.
— Дженна, я понимаю, что ты все еще в шоке, — тепло сказала она, — он бери силы из факта, что ты пережила этот ужас. Надеюсь, эта сила поможет тебе в жизни.
Я не знала, понимала ли, как звучали ее слова, но я поежилась, глядя на то, как бывшая Охотница на души уходит, хромая, от нашего дома по дорожке.
45
— Думаешь, ты еще увидишь Феникса? — спросила Мэй, мы сидели в парке и кормили уток в пруду. Папа был на скамье в стороне, делал вид, что читал газету.
Я печально покачала головой.
— Мой психолог считает Феникса «негативным влиянием» на меня, и родители с ним согласились.
Мэй потрясенно фыркнула.
— Но ты жива из-за Феникса!
— Знаю, — я отломила кусочек хлеба и бросила уткам и голубям. — Из-за него я выжила и во всех своих прошлых жизнях.
Мэй приподняла бровь, глядя на меня с сомнением, словно говоря: «Серьезно? Ты все еще фантазируешь о перерождении?».
За последние пару недель мой психолог пытался разобраться в моем рассказе, объяснить видения о прошлой жизни механизмом, которым мой хрупкий разум справлялся со стрессом и напряжением из-за атаки, похищения и близости гибели в ритуале. В этом было немного смысла, но у меня были доказательства, которые опровергали его мнение. Например, откуда я знала путь побега через колодец в замке Арундел, или как я вдруг смогла мастерски ездить верхом и сражаться? Он пытался объяснить это как удачное применение врожденных способностей, которые проявились от желания выжить, и это мне убедительным не казалось. Кто бы что ни говорил, но необученный человек, как я, не мог одолеть пятерых сильных соперников, а я победила их всех. Я знала, что тут не мог помочь только инстинкт выживания!
Мой психолог определил, что у меня была проблема с привязанностью к Фениксу, прямое следствие стокгольмского синдрома. Да, симптомы были похожими — положительные чувства к «похитителю», вера в одни ценности и цели, отказ выдавать его властям — но Феникс не похищал меня. Он был моим спасителем и другом. И у нас была глубокая связь душ. Без Феникса в своей жизни я была как без важного органа. Будто в сердце была большая дыра.
Но после такой оценки психолога и из-за того, что родители настаивали на моей терапии, я стала скрывать свои мысли, больше не поднимала тему о перерождении или Фениксе, если удавалось.
Но порой я расслаблялась и выражала свои истинные чувства и мысли, когда была с лучшей подругой. К счастью, она не упрекала меня за тему прошлых жизней. Она спросила:
— Когда Феникса отправят в Штаты?
— Думаю, завтра, — я притихла и смотрела, как солнце блестело на ряби на пруду. Глаза наполнились слезами от мысли, что я больше не увижу своего Защитника. Дыхание дрогнуло. Я прижала ладонь к груди, ощутила холод амулета на коже. Напоминание об отсутствии Феникса и жертвах, которые он принес, чтобы защитить меня — мою душу — заставило слезы политься сильнее.
Мэй обвила рукой мои плечи.