Тем не менее, пока оставалось время, он хотел бы подготовить мальчика. Любое объяснение, которым он объяснил бы свой уход, было лучше, чем никакого объяснения вообще.
Юнус приказал бригаде сложить тела жертв из H-6 на холодную жёсткую поверхность похожей на сцену платформы. Не развязывая и не вынимая кляпов, их опустили лицом вниз на заиндевелый камень. Там уже лежали аккуратными рядами десятки других тел, тоже связанные и заткнутые кляпами — добыча других бригад или, может быть, гражданских и силовиков, которые присутствовали здесь. Среди них попадались и женщины, и мужчины, но детей не было. Уже хорошо.
Некоторые жертвы шевелились, приходя в сознание. Ордима видел, как те беспомощно сжимают кулаки, как силятся освободиться, вопя от страха и паники сквозь плотно забитые кляпы. Каждый раз, как такое происходило, силовик на сцене выходил вперёд и сильным ударом приклада в затылок успокаивал извивающуюся жертву.
«Тёмная чума на этих людей, — выругался Ордима, — и на их чёртов культ!»
Что касается природы культа, разгадка по-прежнему ускользала от Ордимы. Он был уверен, что такого ещё не встречал. Империум кишит всякого рода странными культами. Всегда найдутся люди, готовые следовать за очередным фальшивым идолом, невзирая на последствия. Еретики, кажется, распространяются и множатся, как тараканы, и единственный способ борьбы с ними — передавить всех.
Люди вокруг продолжали безмолвствовать, глядя на тёмный вход позади сцены, покорно ожидая чего-то, и Ордима даже начал дивиться терпению этой странной конгрегации. Его собственное терпение уже начинало таять. Он не сможет держать образ Микала вечно, хотя ещё одна доза цианоморфида продлит его… Если только он сможет ввести снадобье самостоятельно, не привлекая внимания.
Что-то изменилось. Ордима почувствовал это прежде, чем увидел. Словно рябь прокатилась по залу, переменилась атмосфера, появилась аура кого-то или чего-то приближающегося. Члены собрания упали на колени. Ордима, благодаря обострившимся от страха и напряжения чувствам, упал вместе со всеми, опоздав всего на долю секунды, так что ничтожную задержку никто не заметил. Да никто на него и не смотрел. Не смотрел, потому что из мрака широкого прохода на платформу начали выходить фигуры.
Новоприбывшие были впечатляюще крупными, однако кроме размеров, всё остальное скрывали плащи с капюшонами. Одни шагали гордо и мощно, в их походке было что-то от лёгкости звериной грации. Другие, явно горбатые, ковыляли, сразу напомнив Ордиме о его собственной, настоящей, фигуре и о том, что смотрит он на всё это действо глазами не своими, а позаимствованными у мёртвого, презренного Микала.
«Мертвеца, к которому присоединюсь и я, если не буду осторожен».
Прямые они или сгорбленные, но чем дольше Ордима изучал новоприбывших, тем яснее становилось, что все они — уроды. То, как облегала ткань плащей спины и плечи, намекало на искорёженную массу мышц и костей. Они явно так прятались под плащами потому, что были такими же гротескно уродливыми, как и он сам без воздействия своего бесценного снадобья.
Обычно, заметив другого горбуна или калеку, Ордима ощущал прилив сочувствия, понимания и нечто вроде чувства негласного товарищества. Но не сейчас. Что-то в этих людях вызывало у него тошноту, и это было странно. Что-то в глубине души отвергало их, хотя Ордима ещё не видел даже краешком открытого тела.
Странные люди заняли места на равном расстоянии у стены в задней части сцены. Там они и остались стоять, такие же безмолвные и неподвижные, как и конгрегация, преклонившая колени на полу. И вот явилась последняя фигура, и при виде её по спине у Ордимы словно кто-то провёл ледяными пальцами.
Человек, плавно вышедший из тёмного прохода, отличался высоким ростом. Мантия его, синевато-пурпурного цвета, казалась почти чёрной в тусклом свете канделябров. В руке он держал длинный металлический посох, отливающий тёмным золотом, с красным драгоценным камнем в навершии в виде трёх кривых когтей.
«Как этот их знак», — подумал Ордима.
Лицо человека было поразительно безволосым, с кожей гладкой и бледной с синеватым оттенком и восковым отливом. Это было лицо без возраста, без морщин или шрамов, но и без нежности юности. Сколько ему лет, Ордима не взялся бы определить. Он казался одновременно и древним, и в то же время — только вошедшим в расцвет сил. Но самым удивительным были его глаза. В тусклом жёлтом свете они, казалось, светились сами по себе, как у волка или кошки.
«Это я уже где-то видел».
Эти глаза прошлись по толпе из края в край, оценивая всё, что увидели. Задержались ли они на долю секунды дольше на Ордиме? Или это просто плод его воображения?
Ордима почувствовал, как желудок сжимает новый приступ страха.
Он смутно ощутил присутствие чего-то у себя в голове. Незаметное. Мягкое. Нечто деликатное, прикосновение психической пелены настолько лёгкое, что его можно было принять за игру воображения. Затем оно исчезло.
Величественная фигура на сцене — по сравнению с остальными в нём явно угадывался высший аристократ, — воздела посох и воскликнула ясным, чётким и не лишённым приятности голосом:
— Вы есмь чада Повелителя. Войдите в святилище сие и воздайте Ему хвалу.
Мужчины и женщины на полу зала скрестили на груди руки — каждая изображала уже знакомый трёхпалый знак, — и затянули единым монотонным голосом:
— Как любим мы, так и пришли служить.
Высокий человек кивнул и опустил посох.
— Все едины под властью Повелителя. Все любимы. Все бесценны. Лишь от дара Его наступит время мира и счастья. Мы Его народ, и Его благословение избавит нас от болезни и безумия, голода и страха. Он научил нас, чтобы могли мы привести других пред светом Его! — человек указал на связанные тела, лежащие на сцене у него за спиной. — Так привели вы этих мужчин и женщин сюда сегодня, чтобы могли они узреть новую надежду и познать безграничную любовь Повелителя. Как и вы, они обретут жизнь вечную, чтобы внести свой вклад в пришествие божьего царства Повелителя.
Ордима сознательно раскрыл все свои чувства, вбирая всё, что видит, что обоняет, что слышит. Он собирал всё подярд, зная, что оптиком всё это записывает. Именно для этого его милость отправил его сюда. Этот культ в первую очередь был той причиной, по которой ему поручили Кьяро.
«И те дети на рыночной площади… Вот где я видел такие глаза. Я не ошибся. Они каким-то образом часть всего этого».
Ордима скосил глаза на группу женщин в плащах, ждущих на сцене.
«Святые угодники, не допустите…»
Во время речи высокого на сцене трое из связанных пленников снова пришли в себя. Они беспомощно дёргались и брыкались, отчаянно пытаясь освободиться — их подталкивал смертельный, инстинктивный ужас. Силовики, расположенные по углам сцены, вышли вперёд, чтобы утихомирить пленников, но воздух в зале опять всколыхнула некая волна. Ордима внезапно ощутил необъяснимое желание отойти назад, однако команда предназначалась не ему. Он остался на месте, а вот силовики на сцене отреагировали. Они отвесили низкий поклон и отступили, оставив связанные фигуры тщетно извиваться и мычать.
Повинуясь второму психическому сигналу, укрытые плащами у заднего края сцены вышли вперёд. Они склонились над украденными жертвами, взвалили по одной на каждое широкое плечо и, развернувшись, растворились в темноте проходе. Число жертв было нечётным, поэтому последний нёс лишь одно тело. Ордима проводил глазами этого громоздкого урода, тащившего свой безвольный груз к тёмному порталу. На миг длинный рукав плаща задрался, и Ордима ухватил короткий проблеск — всего лишь мельком — бледной синеватой кожи и пальцев, оканчивающихся кривыми чёрными когтями с опасным блеском. Затем фигура пропала из виду, уходя по туннелю в глубины пещер.
«Мутанты? — подумал Ордима. Снова он сосредоточил взгляд на странном высоком человеке с посохом. — Псайкер, глава мутантского культа, собирающий людей и каким-то образом их обращающий? Нет. Что-то не сходится. Шахтёры и все остальные… У них нет никаких признаков мутации. Что жн заставляет их подчиняться? Если только психическая сила, я бы почувствовал, несмотря на защиту. Как он их контролирует?»