Конечно же, запасы у нас были и даже в достатке, но никогда не нужно забывать о том, что эти самые запасы необходимо не только уничтожать, но и своевременно пополнять.
— Качки, говоришь… Рюкзаки? – напускное безразличие сменилось улыбкой, – ты умеешь уговаривать. Пойдем, посмотрим, что в рюкзаках.
Достав пруты и низко пригибаясь, мы почти неслышно побежали.
Это не было ни мигом безумия, ни минутой помутнения, ни ребячеством. Всего лишь часть спонтанно родившегося, а впоследствии неоднократно обдуманного, тщательно обработанного, но так ни разу и не опробованного плана, который до сего дня был чем‑то, что поддерживало нас в тонусе, давало пищу для импровизации во время порядком поднадоевших тренировок. Мы не хотели никого трогать и заранее договорились не нарываться на неприятности. Так что эту ситуацию мы расценивали, скорее, как практикум, цель которого – держать потенциального противника в поле зрения, не давая зайти на «нашу территорию».
Грош цена тому множеству теорий, к которым не прилагается и крупица практики. Мы знали эту избитую истину, поэтому, когда впереди показались люди, мы прекратили бег и далее стали двигаться почти на четвереньках, кое–где припадая к земле и продолжая свой путь ползком. Мы старались находиться за естественными укрытиями, благо, делать это пришлось совсем не долго.
— Через час начнет смеркаться, – прошептал я Михаилу, как только мы добрались до очередной груды кирпича. Я вдохнул заметно похолодевший воздух и показал на щеку: рана начала болеть.
— Раньше, – Миша сделал несколько коротких движений большим пальцем правой руки, показывая вверх, – тучи.
Дальше мы передвигались уже в полном молчании.
Километра через два группа решила остановиться и разбить лагерь. Сначала пленников привязали друг к другу спина к спине, а затем двое, что несли рюкзаки, сняли свою нелегкую поклажу и, осматриваясь, медленно разошлись в разные стороны. Минут через десять они вернулись и долго очень бурно, срываясь на крик и размахивая руками, что‑то обсуждали. Затем уже один из тройки удалился, а двое других быстро срубили и вкопали в землю шест, развернули какой‑то объемный сверток и стали устанавливать, как говаривал кот Матроскин «индейскую национальную избу». Третий вернулся с внушительной вязанкой досок и хвороста, и вскоре в лагере загорелся небольшой, практически бездымный костер, спрятанный от внешнего мира за вертикальным овальным тентом.
Дальше троица занялась маскировкой, и уже через каких‑то полчаса мы не смогли бы найти лагерь, если бы не видели его изначально. Издали легко узнавались четкие, слаженные действия хорошо тренированных людей. Все окончательно встало на свои места, когда один из них, размотав сверток, достал из него что‑то черное, что напоминало ружье.
Пронаблюдав за лагерем до тех пор, пока его не окутал плотный туман, мы растворились в непроглядной темноте пасмурной ночи.
Снова начался дождь. Стало невыносимо холодно.
Дорога обратно заняла около получаса легким бегом. Местность мы знали, как свои пять пальцев, а дома нас ждал камин, горячий ужин и Татьяна, которая, хоть и привыкла к тому, что мы часто уходили из дому, но наверняка волновалась. Тане мы решили ничего не рассказывать, а к лагерю вернуться до рассвета.
— Могли бы и раньше вернуться! – по недовольному Таниному лицу было понятно, что она сердится, – мне тут, между прочим, одной очень страшно было! Все время казалось, что за забором кто‑то ходит! Закрылись с котом дома и дрожали перед камином.
— Никого мы там не видели! – Миша подмигнул Татьяне.
— Даже собак, – добавил я и подумал, что ведь действительно собак сегодня не было весь день и даже утром не завывали.
— Танюш, если тебя это успокоит, то и нас никто не увидит: окна же плотно закрыты, а то и вовсе забиты, – проговорил Михаил и уже из кухни, сделав нарочито глубокий вдох, добавил, – разве что унюхает.
Пахло действительно замечательно. Легкий аромат заваренных трав изысканно переплетался с теплым запахом домашнего грибного супа. Хозяйка из Тани получилась отменная – в таких жестких условиях творить чудеса не любой женщине под силу, а тут молоденькая девчонка.
— Как ты умудряешься все это делать? – не удержался я, наградив девушку довольной улыбкой. Было больно, но улыбка получилась искренняя.
— Танюха у нас молодец! – Мих потянулся и осмотрел стол, – что тут у нас вкусненького?