И все же жизнь на базе была не сахар. По крайней мере, для нас, особенно в первое время.
Человек – занятное создание, со временем привыкающее ко всему. Так и мы – все больше и больше привыкали, обживались, обустраивались. Вокруг текла жизнь, все шло своим чередом. Вокруг радовались и горевали, рождались и умирали, трудились и отдыхали, уходили в никуда, или возвращались из ниоткуда, что‑то праздновали, отмечали… Этот мир был полон слухов, своих историй, тайн и загадок. Нам понадобилось около полугода, чтобы стать частью этого мира…
Тут не было ни зимы, ни лета в их привычном понимании: все – начиная от деревьев и заканчивая погодой – постоянно менялось. Я не видел снега, но я видел дожди, град и заморозки; не было жары, но были солнечные дни, когда запросто можно было ходить с голым торсом… Пока одни деревья одевались в золото, другие выпускали почки, а третьи уже вовсю зеленели… Были тут и белые ночи… Все местные недоуменно смотрели на нас и неизменно отвечали, кто «так всегда и было», а кто постарше – «так уже давно» или «я уже и не припомню, когда было иначе», так что со временем мы приняли новый порядок вещей, перестав мучить местных жителей своими расспросами. Хотя, честно вам скажу, каждый из нас втайне надеялся когда‑нибудь узнать правду.
Не скажу, что простые жители были общительными – скорее, они сторонились и побаивались военных. Уйти от разговора они не имели права, ведь военные были тут правящей кастой… Впрочем, в легионе чтилось одно неписанное правило: как бы тяжело ни было – цени человеческие отношения. Правда, везде и всегда есть, были и будут исключения, но эти самые исключения обычно заканчивали свой жизненный путь очень плохо и в муках…
Шло время, мы трудились и тренировались. Вокруг все менялось. Пятеро новобранцев покинули наш отряд – один «ушел» на кухню, девушку со странным именем Ландыш перевели в мехотряд, один паренек умер (от разрыва сердца, как нам сказали в госпитале), еще двоих забрали в мастерские. Вместо них прислали трех «монахов» и здоровенного «казака». Забегая наперед, скажу, что «монахи» – как мы назвали новых парней, одетых в длинные плащи с капюшонами из выделанных шкур, и не выпускавших из рук шесты, – оказались теми еще балагурами, а «казак», у которого из всей казацкой атрибутики имелись лишь усы, чуб, шаровары да железная булава – молчаливым добрым силачом.
Наше первое задание оказалось для всех полной неожиданностью. Алекса вызвали по громкой связи, и он прямо из «спортзала» помчался в штаб. Пришел он озадаченный: завтра участвуем в патрулировании. Оказывается, вокруг базы начали исчезать люди, стало опасней. Естественно, с работ нас никто не снял, и уже после отбоя нам пришлось до глубокой ночи таскать воду вместе с «ночниками» – людьми, заполнявшими емкость водой ночью. В итоге для сна удалось выкроить всего часа четыре.
Целый день, клюя носами, мы провели в седлах, находясь в авангарде основного патруля. Мы не останавливались даже, чтобы поесть, на ходу и перекусили сухими пайками: кусок вяленого мяса, сухарь из черного хлеба, горсть орехов да сухофруктов. Сытно и вкусно, если не обращать внимания на послевкусие плесени, оставшееся от сухаря.
Оказалось, что вокруг базы находились фермы, немногочисленные жители которых снабжали базу продуктами. Фермы располагались вдоль окружной дороги и составляли что‑то вроде еще одного периметра. От каждого двора напрямую к базе шла извилистая накатанная телегами колея…
Хотя мы старались бодриться и шутить, патрулирование было скучным и утомительным, хотя и прошло спокойно, разве что я для себя отметил, как добывали воду для полива растений на двух разных фермах.
На всех полях была отличная система ирригационных каналов, заполненных водой. Зачем‑то воду из них все же выкачивали. Причем, делали это разными способами. Например, на одной ферме вода в трубу, подведенную прямо к каналу, подавалась при помощи большого водяного колеса, внутри которого шел человек. Зато на другой для этой цели служил «журавль», где противовесом на рычаге служил булыжник, а возвратно–поступательные действия с шестом, к которому крепилось деревянное ведро, производил, стоя по колено в воде, мускулистый, весь черный от загара, работник лет двадцати.