— Вернусь через полтора часа. Будьте готовы!
Через мгновение Алик бубнил в розовое гладкое колено, упиравшееся в его плечо: «Девочка, люблю, золотая моя», — и произносил все те слова, которые часто произносят в подобных случаях. Алик прежде никогда не шептал их. Ни жене, ни кому-либо из немногочисленных подруг. Непривычное раскаяние щипало глаза, как слезы.
Спустя месяц поздним вечером он целовал жену так же, как восемь часов назад целовал Вику, и не только не испытывал раскаяния, наоборот — новизна удовольствия, исчезая, притушила острое чувство вины и даровала иллюзию обыденности. Ситуация воспринималась естественно, словно Вика и Алла существовали в разных измерениях, и любовь к одной не влияла на любовь к другой, не мешала и не накладывалась, а высвечивала незнакомые аспекты, казалось, давно решенных отношений. Но блаженная, самоуверенная полигамия продлилась недолго. Себе Алик изменить не смог: в неподходящий момент перепутал имя. Алла не заметила или сделала вид, что не заметила. Он напугался, задумался — и пошло-поехало, по кочкам, по кочкам, по ровненькой дорожке…
Его родной дядя, тезка Алика, которого он видел лишь на фотографиях, наверняка не растерялся бы. Уж он-то умел разбираться с женщинами, судя по редким обмолвкам отца. Но тема дяди в семье была под запретом.
Какой свет качался в немытых окнах киностудии тогда, в первый раз, и плясал на полированных подлокотниках дивана, на блестящих Викиных коленях — неверный, скупой декабрьский свет, печальный и ненастоящий, как мультипликационный город на пыльном столе, торопя и побуждая новых любовников снова и снова останавливать мгновение сдавленным криком и коротким забытьем. — Ты счастлив, ты счастлив, — твердил свет, и Алик поспешно соглашался, вдыхая незнакомый еще утром, но такой родной сейчас запах ее кожи, золотистых волос, не успевших растрепаться на казенном клетчатом диване. Викины ножки жили самостоятельной жизнью, выстукивая беззвучную мелодию: друг о друга, об пол, по краю дивана, в то время как возвратившийся хозяин поил гостей чаем из пожелтевших чашек со щербинками по краям.
— Заходите почаще, ребята, — радушно приглашал свой в доску парень, посверкивая обширной лысиной, глядя на Вику, как кот на блюдце с халявными сливками, и Алик решил, что завтра же, в крайнем случае, к началу следующей недели, найдет другое пристанище. Этот аварийный приют не для них. Он ошибся, как всегда.
Сегодня, год спустя после первой встречи, Вика сидела за столиком кафе с Аликом и двумя его друзьями, с удовольствием кокетничала со всеми, включаясь то последовательно, то параллельно, как лампочка из школьного учебника по физике. Валера игриво хамил, не забывая о собственной рюмке, Алик пытался определить насколько всерьез ревнует, Володя жаждал продолжения праздника для себя лично и особо приближенных, что выразилось в его предложении немедленно покинуть заведение и отправиться к нему домой. Гости потихоньку расходились, и даже беспокойная тень, та, что металась под потолком, куда-то улепетнула.
Компания согласилась идти в гости, хотя Алика ждала дома жена, а Вику — двойняшки. Валеру теоретически тоже ждали, но в разных местах, потому он мог считать себя совершенно свободным. Впрочем, он никогда не размышлял над тем, что может, а чего нет, и поступал так, как хотелось на данный момент.
Володя жил в переулке Гривцова, совсем рядом со своим любимым заведением, где они сейчас заседали, и это было хорошо. Они прихватили пару бутылок вина с других столиков — чтобы солнце скорей зашло, как выразился Володя, — и это неплохо. Но как выяснилось через пятнадцать минут, дома у Володи оказалась жена, и Вика засомневалась, что последний факт можно отнести к разряду таких же хороших. Крупная и громогласная жена Леся (в чьих жилах молока было больше, чем крови) встретила их, словно они выходили на время в магазин, хотя Вику и Валеру видела в первый раз.
— Ну что же вы мне принесли? Что, никакой жратвы?
— У нас же есть макароны с толстой дырочкой! — напомнил муж.
— Да? Под каким соусом подавать?
— Под водочным!
— Ладно, устроим разгрузочный день, то есть вечер. Девушка…
Вика пискнула: — Вика.
— Хорошо, Вика, поможешь мне накрыть на стол, а вы пройдите в курительную, пока мы сервируем ужин, — Леся величаво повела рукой в сторону крохотной кухни.