— Может быть, стоит всё-таки поговорить с Его Преосвященством епископом? — снова озадачилась она, когда разливала вторую порцию настойки в их кружки.
— Вы же понимаете, мисс, — глубоким голосом начал господин Риддл, подняв на неё глаза, — что епископ сейчас не в себе. Если он узнает какую-то информацию, которую из него может вытянуть вампир, вряд ли это сыграет нам на руку. Вампир охотится на вас, желая уничтожить, ибо вы ему, скорее всего, мешаете, а Его Преосвященство епископ ему полезен, потому, пока вы живы, полагаю, тому ничего не грозит. Я уже разговаривал с господином Долоховым на этот счёт, и мы оба пришли к выводу, что цель вампира — епископ, но прежде ему, кажется, мешаете вы.
— Откуда ему знать обо мне? — нахмурилась Гермиона, опустив руки. — Он видел меня только на площади…
— Он видел вас всё время с Его Преосвященством, потому заинтересован. Мне не хочется так выражаться, но в данном случае вы исполняете роль наживы. Пока мы знаем, что вампир вами заинтересован, не отойдём ни на шаг, обеспечивая безопасность вам и заодно выполняя своё дело.
— Шах и мат, — легко добавил господин Долохов, допив настойку и откинувшись на спинку стула.
— Я понимаю вас, господин Риддл, — кивнула Гермиона, коря себя за узкомыслие: в самом деле, не просто так они ошиваются возле неё — прежде всего, они хотят поймать вампира. — У меня всё равно нет выхода, кроме как слушаться вас, ибо моя жизнь висит на волоске.
— Нет, душа моя, выход есть всегда, — протянул господин Долохов, подняв на неё исподлобья взор, встретившись с которым Гермиона почувствовала себя очень странно и невольно отшатнулась.
— Просто вы выбрали то, что вам оказалось ближе и желаннее, — добавил господин Риддл, ровно так же, как и господин Долохов, посмотрев на неё.
Повисла тишина, в которой Гермиона не знала, что ответить, однако оба тут же приняли невозмутимый вид, поднялись из-за стола и, поблагодарив за всё, направились к выходу, предупредив, что будут следить за ней в целях её же безопасности, и ещё раз напомнили, что епископ не должен об этом знать.
***
Выполнив всю работу в церкви, Гермиона уставшая поплелась домой, выходя к дороге, которая вела её в сторону леса, где как раз и стоял её дом. За весь день она ни разу не столкнулась с охотниками, но и епископ Снейп, на удивление, весь день сторонился её, словно она относилась к сорту тех редких прихожан, которые пренебрегали молитвами. К концу дня Гермионе пришла мысль, что епископ нарочно избегает её, и это усилило веру в то, что он был околдован вампиром, о чём как раз и рассказывали ей господин Долохов и господин Риддл накануне. Решив не вмешиваться в это и полностью послушаться их, она не стала предпринимать попыток разговорить духовника, потому молча удалилась домой, внимательно глядя себе то под ноги на размытую дождём дорогу, то по сторонам, пытаясь уличить признаки хоть какой-то души рядом.
Она выбрала самый короткий маршрут, несмотря на то что там дорога была полностью разбита, — так сильно ей хотелось попасть домой. Никто ей не попался на глаза, да и давно никто не ходил по этому пути, но стоило ей подойти ближе к дому и обернуться в сторону леса, как взор зацепил что-то странное.
Гермиона остановилась, щуря глаза, сильнее сжала юбку и осторожно продолжила свой путь, всматриваясь вдаль. Первая мысль была поскорее убежать к дому, закрыть наглухо окна и двери и забиться под одеяло, но как только ей удалось в сумраке разглядеть знакомый силуэт господина Риддла, то тут же выдохнула и почувствовала себя более спокойно — он определённо с кем-то разговаривал и, скорее всего, это был господин Долохов.
Преодолев ещё несколько шагов, Гермиона остановилась как вкопанная — его собеседником был не господин Долохов, потому что того она заметила на подступе своего дома с той стороны, где обычно возвращалась домой. Он смотрел вдаль, очевидно, поджидая её, и выглядел как самая настоящая статуя, которую оживлял лишь поднявшийся ветер, развеивая его тёмные кудри из-под шляпы.
Любопытство взяло верх, и Гермиона прошмыгнула мимо дома, обошла его и по едва видимой тропинке направилась к подступу леса, чтобы пройти вдоль, поближе к господину Риддлу, и понять, с кем он разговаривает, но стоило ей приблизиться ещё на несколько шагов, сердце пропустило глухой удар.
В тени деревьев, напротив господина Риддла, прислонившись к стволу, стоял вампир — Джонатан Эйвери, который не первую ночь заставлял её впадать в безудержную панику. Было совсем не похоже на то, что они конфликтовали, наоборот: вампир сунул руки в карман и что-то с ухмылкой говорил господину Риддлу, на что тот, стоя к ней спиной, был неподвижен и, кажется, внимал каждому услышанному слову.
Гермиона в ужасе подумала, что вампир сумел околдовать господина Риддла, раз он не предпринимает никаких действий, но не смогла решиться сдвинуться с места. Разум кричал, что срочно нужно отсюда убираться и звать на помощь господина Долохова, но ноги будто приросли к земле, а сердце уткнулось в глотку, бешено застучав от выброса адреналина. Стоило ей услышать глухие ритмичные стуки в ушах, как господин Риддл, будто тоже услышав их, мгновенно обернулся на неё, и тёмный неестественно блестящий взгляд пронзил её насквозь. Сейчас он очень сильно был похож на взор Эйвери, который мгновенно вытащил руки из кармана и скрестил их перед собой на груди, растянув губы в насмешливой улыбке. Если у него глаза сияли серебристым светом, то у господина Риддла они мерцали темнотой дождливых туч, буквально вмиг сгущаясь и превращаясь в зачарованный взгляд, способный метать молнии.
Она не хотела верить глазам, но они её не обманывали. В их лицах было что-то очень схожее: мраморный блеск, околдовывающий взгляд, мерцание глаз, и, Боже милостивый, насмешливые улыбки.
Первым ожил господин Риддл, полностью повернувшись к ней лицом, а после сделал шаг господин Эйвери, тряхнув густыми волнами соломенных волос, выходя из тени и подставляя их слабому лунному свету, выступившему на некоторое время из-за тяжёлых облаков. Он сузил глаза, опустив голову, как хищник, готовящийся напасть на свою жертву, посмотрел на неё исподлобья, поднял ладонь и поманил пальцами Гермиону, из-за чего насмешливая улыбка на лице господина Риддла стала капельку шире.
Визг оглушил лес, но тут же был прерван, превратившись в судорожное и отчаянное мычание. Гермиона не сразу поняла, что сзади кто-то подошёл, одной рукой схватил её за талию, резко прижимая к себе, а другой закрыл рот, заглушив её крик. Спустя миг она принялась вырываться, одеревеневшими пальцами вцепившись в ладонь на лице, но руки так крепко сдавили её, что на мгновение она подалась вперёд, выпустив из своего захвата ладонь, чем воспользовался мужчина и рукой перехватил её за плечи, прижимая предплечья к телу. Та забилась побитой птицей в клетке, экспрессивно извиваясь как гусеница в чужих руках, но стоило ей ощутить прикосновение губ на своей щеке и жар дыхания, как тут же замерла, услышав раскатистый голос господина Долохова, глубокими вибрациями проникающий в голову:
— Нужно быть осторожнее со своим любопытством, милая.
Она снова конвульсивно дёрнулась и потеряла почву под ногами, а после ощутила, как тот поволок её по небольшому склону в неизвестном направлении. Гермиона предпринимала отчаянные попытки вырваться, не слыша больше ничего, кроме стука крови, пульсирующей в висках, голове, ушах, но господин Долохов был слишком силён, чтобы хоть немного уцепиться за спасительную соломинку, вырваться и побежать, куда глаза глядят. Мысли, как муравьи, разбегались в разные стороны, а та не в силах была хоть как-то объективно оценить ситуацию, сложить какие-то факты и сделать выводы, кроме того, что, кажется, она попалась в ловушку — доброжелательные господа её жестоко обманули.
Господин Долохов уволок её в дом, и когда Гермиона в темноте комнаты смогла различить очертания своей кухни, перестала вырываться и, до конца обессилев, замерла, продолжая находиться спиной прижатой к мужчине. Тот, сообразив, что она выбилась из сил, немного ослабил хватку, как вдруг Гермиона чуть подалась вперёд и использовала последний шанс, мелькнувший лучиком спасения, — приоткрыла губы и, как змея, укусила господина Долохова за палец. Ему повезло, что она не смогла вонзить зубы в плоть, а лишь зацепила кожу, поэтому тот быстро вырвал из её зубов ладонь и с размаха приставил к ней локоть, больно сдавливая шею, отчего у той перехватило дыхание. Машинально Гермиона хотела ухватиться за душащую её руку, но не смогла вырвать себя из цепкого обхвата за предплечья, потому из последних сил предприняла ещё несколько попыток вырваться, истерично простонав, и на последний раз обмякла в крепких руках, ощущая, как по щекам потекли горячие слёзы.