Ладонь господина Риддла отпустила её волосы и медленно скользнула к плечу, пальцами нежно лаская трепещущую кожу на ключицах, а прохладные губы осторожно прикоснулись к её губам, вызывая новый приступ истомы, из-за которой та приоткрыла свои и тяжело выдохнула, ощущая очередную порцию яда, разгоняющуюся в крови и заставляющую всё остро чувствовать. Она тут же ощутила, как кончики пальцев на левой ладони, что была в руках у господина Эйвери, поочерёдно увлажнялись и тонули в тепле, готовясь растаять в чужих губах, осторожно смыкающихся на них. И её сильно затрясло от прикосновения господина Долохова, ладонь которого уже обнажилась из перчатки, с колена по чулкам медленно начала подниматься выше, к паху, задирая юбку и проникая к нежной коже, не знавшей ничьих касаний, кроме её собственных. Лицо запылало так сильно, что Гермионе показалось, она сгорит от нахлынувшего стыда, и пискнула в губы господина Риддла в знак протеста, но тот снова накрыл их своими, мягко обхватывая рукой её за талию, выгибая и бережно прижимая к себе.
Из груди вырвался тихий судорожный скулёж. Гермиона буквально ощутила исходящий от неё жар, которым предательски заполыхало тело, и в отчаянном ужасе простонала, ощутив, как пальцы прикоснулись к промежности и погрузились во влагу. Стало настолько невыносимо сдерживать волну нахлынувшего неизвестного чувства, пугающего своей сладостью, что она сильнее прижалась к господину Риддлу, словно ей хотелось раствориться в нём, лишь бы прекратилась эта не то пытка, не то что это ещё может быть?..
К своему стыду, сжигающему её хуже пламени костра, она снова простонала — протяжно, с придыханием, — ощутив, как пальцы погрузились ещё глубже, ласково устремляясь снизу вверх, к животу, вызывая невыразимые ощущения, от которых голова пошла кругом, и все тёмные оттенки комнаты перемешались в один. Господин Риддл прижал её к себе сильнее, по-хозяйски завладел губами, приоткрывая их, и проник языком, обдавая горячим дыханием и заставляя непослушные губы Гермионы хоть как-то отозваться ему.
Та неумело скользнула языком, поддавшись очарованию, но спустя несколько мгновений ощутила свободу разума и замерла, услышав свои громкие удары крови о каждый натянутый нерв, судорожно дёрнулась и в ужасе отстранилась, заёрзав ногой, что была во власти господина Долохова. Тот прижал её колено, укрощая попытки отползти, тогда Гермиона с силой попыталась вырвать свою руку из сжимающих её ладоней господина Эйвери, но тот не позволил, крепко сжав запястье и погрузив кончик пальца в свои уста, обдавая теплом, вызвавшим новую порцию мурашек, устремившихся к паху и болезненно загрохотавшими импульсами.
Тёмные глаза опасно сверкнули, а ладонь господина Риддла снова поднялась к её щеке, пальцами аккуратно разглаживая кожу.
— Тиш-ш-ше…
Истеричный всхлип потонул внутри, так и не добравшись до горла, но зубы снова принялись отбивать бешеный ритм, нервно постукивая от плавящих касаний пальцев господина Долохова, которые медленно опустились с живота вниз и снова потонули в её влаге, вызвав гортанный стон, который невозможно было сдержать. Ладонь, пальцы которой побывали в устах господина Эйвери, напряглась и нервно сжалась, цепко обхватывая руку вампира, из-за чего тот тут же поднял голову, с невероятной скоростью притянулся к её пушистым волосам и глубоко втянул в себя аромат, прикрывая веки. Гермиона вздрогнула, сама закрыла глаза, мечтая провалиться сквозь землю, а новый приступ ужаса поглотил её, вызвав непоколебимую дрожь, но вампир положил ладонь на волосы, словно успокаивая, осторожно передвинулся за спину, подогнув под себя ноги, уткнулся подбородком ей в плечо и, склонив голову набок, подняв серебристый взор из-под полуопущенных ресниц, томно прошептал ей в щёку:
— Мы будем осторожны с тобой сегодня ночью.
Гермиона ощутила, как его ладони со спины скользнули за подмышкой и легли ей на спрятанный под оборками платья корсет, поддерживающий форму груди, и до боли закусила губу, словно всё происходящее — сон, — и это поможет ей проснуться, но стоило господину Долохову немного раздвинуть ей ноги и проникнуть двумя пальцами к клитору, как та широко распахнула глаза, поймав зачарованный тёмный взор господина Риддла, и протяжно простонала, почувствовав болезненное и ужасно невыносимое томление в животе, заставившее её задрожать в паре прохладных рук, обнимающих её спереди и сзади. Её стон поймали губы господина Риддла, который мгновенно притянулся к ней и углубил в жадный поцелуй, сминая кожу так, что она должна была опухнуть от длительных ласк. Яд очарования вновь заструился по артериям, делая её податливой каждому движению и невозможно чувствительной к прикосновениям. Пока поцелуй умопомрачал её, господин Эйвери одной рукой медленно оттеснил её волосы с плеча и губами прижался к бледной шее, пульсирующей кровью, зубы нежно уткнулись в горячую кожу, а язык непоколебимо заласкал захваченный участок, вызывая лихорадочную дрожь в непослушном теле Гермионы, которую буквально разрывало от проблесков стыда и болезненных схваток внизу живота.
Господин Долохов приподнял её колено над кроватью, придвинулся ближе и губами прикоснулся к пылающей коже, продолжая нежно поглаживать промежность, собирая нескончаемую влагу, в которой она тонула сама, промочив под собой одеяло насквозь, и Гермиона полностью откинулась на грудь господину Эйвери, желая провалиться и исчезнуть, оказываясь перед господином Риддлом как под нависшей скалой. Его ладонь, обтянутая в перчатку, проникла к шее, сдавила её, а поцелуй стал сильнее удушать, заставляя лёгкие гореть от нехватки воздуха. Предательски пылающее тело пробила неудержимая дрожь, заколотив её так, что господин Эйвери чувственно и крепко сжал в своих объятиях, словно успокаивая, и грудью прижался к ней, будто накрывая невидимой мантией, окутывая своим теплом и искушённым сладострастием.
Гермиона глухо простонала в уста господина Риддла, зажмурив глаза так, что с них высыпались накопившиеся горячие слёзы, которые тот тут же собрал языком, давая возможность вдохнуть ей воздух, а затем снова овладел припухшими губами, опуская руку к спрятанной за оборками груди и медленно сжимая её, после чего господин Эйвери убрал свою ладонь и медленно опустил её к скомканной юбке, задрал её сильнее и проник к промежности наряду с пальцами господина Долохова.
Гермиона распахнула глаза, её сильно тряхнуло, и ладони тяжело, но резко поднялись к мантии на груди господина Риддла и вцепились в неё мёртвой хваткой, отчего тот разорвал поцелуй и блестящими глазами принялся изучать её изнеможённые черты, где блуждающий взор испуганно и в то же время умоляюще смотрел на него. Он показал ей самодовольную насмешливую улыбку и шёпотом в губы спросил:
— Вам нравится?
Та покорно приоткрыла губы, но вместо ответа с них сорвался судорожный всхлип — господин Долохов пальцем немного вошёл в неё, заставив выгнуться, как тетива лука, грудью упереться в господина Риддла и потонуть в болезненной судороге, которую тут же принялся заглаживать господин Эйвери, рукой прижимая её за низ живота к себе сильнее. Его имитации укусов на обнажённой шее стали более властными и частыми, а ладонь продолжала ласкать клитор, пока палец господина Долохова изучал её мокрые внутренности, импульсом бьющиеся и сгорающие от неистового желания ощутить стенками желание мужчины.
Гермиона закатила глаза, не в силах бороться с обжигающими и пьянящими манипуляциями с её телом, ослабла в объятиях господина Эйвери, но тут же вздрогнула и снова натянулась как струна, ощутив, как ладонь господина Риддла скользнула над оборками платья, оттесняя их вниз и обнажая грудь. Прохладные пальцы накрыли её и сжали, вызвав новый всхлип, потонувший в шуме бешеного сердцебиения. Тряпичной куклой она запрокинула голову назад, почти не слышно взвыв от болезненного томления, после чего больно закусила губу, проткнув её клыком, почувствовав нежные прикосновения прохладными губами к девственному соску. В голове произошёл взрыв, разорвавший её на тысячи осколков, и та томно всхлипнула, не в сила терпеть ласку, вжавшись в господина Эйвери, который, тряхнув соломенными кудрями, мгновенно поднял голову с истерзанной шеи, плечом притолкнул к себе лицо Гермионы и притянулся к уголку губ, на котором проступила кровь. Он обхватил рану, опасно задрожал зубами, словно удерживая себя от чего-то, и больно сжал рукой живот, будто это действие способно укротить его. Язык страстно заласкал мокрые губы, вытягивая крупицы крови из прокусанной кожи, и проник в уста, по-хозяйски изучая каждый миллиметр и улавливая все не сорвавшиеся стоны и всхлипы.