Господин Долохов выпустил её локоть и припал к шее с не прокусанной стороны, вонзил зубы и вызвал новый болезненный вскрик, потонувший в прерывистом стоне, пойманном губами господина Эйвери, который снова углубил её в горячий поцелуй, одной ладонью продолжая нежно путаться в каштановых волосах, а другой опускаясь к груди, чтобы обласкать её. Та от прикосновения опять задрожала, отзывчиво подалась вперёд и протяжно простонала, превратив возглас в болезненный всхлип от того, что господин Риддл опустился ниже живота, скользнул языком о промежность и укусил в бедро, сунув пальцы ей внутрь, собирая влагу в узких стенках организма. Он так жадно прижался к её коже, что Гермиона сильно выгнулась, туманным взором уставившись в глаза господину Эйвери, и ошеломлённо выдохнула ему в губы, задрожав от изнывающей истомы, больно сводящей внутренности. Господин Долохов глубже вонзил клыки в шею, и стук крови напрочь затмил сознание Гермионы, превратив её в податливую всем манипуляциям вампиров. Сквозь кровавую пелену она больше не видела ни одного взора, направленного на неё, но странно ощущала, как липкая согревающая кровь устремляется по телу к покрывалу, уже измазанному алыми разводами. Опухшие губы судорожно обхватывали губы господина Эйвери, одна ладонь с силой сжала соломенные волосы, а другая пальцами вонзилась в покрывало, ощутив бархат попавшегося цветка. Она судорожно сжала лилию, снова выгибаясь, и ладони господина Долохова медленно подтолкнули её на себя, разрывая касания губ с господином Эйвери. Он медленно отстранился от искусанной шеи, тяжело дыша и дрожа зубами, спустился ниже и завладел соском, осторожно протыкая нежную кожу, вызвав болезненный вскрик. Господину Эйвери обнажилась шея, в которую он тут же жадно впился, больно сжимая ладонью плечо, и кровь брызнула Гермионе на лицо, перехватив дыхание.
— Он потерял контроль. Он убьёт её, — отдалённо раздался тихий голос господина Долохова, но та не могла и слова понять из того, что он сказал, ощущая, как кровавая паутина стала превращаться во мрак, толкая её в пропасть, над которой её удерживала прожжённая ядом артерия в зубах господина Эйвери.
— Хватит, — стуча зубами, отозвался господин Риддл, отпрянув от истерзанного и измазанного в крови опороченного тела, — она нам ещё нужна.
Бездна становилась мягче покрывала, на ощупь была похожа на шёлк соломенных кудрей, глаза закатились, и последнее, что услышала Гермиона, это бархатный голос господина Риддла:
— Джонатан, оставь её. Если хочешь, после успешно выполненного дела я отдам её волю тебе.
Он подобрал мятый окровавленный цветок лилии с постели и сжал его в руках.
***
Гермиона судорожно выдохнула, ощутив, как что-то острое пронзило её грудь, и широко распахнула глаза, увидев рукоятку кинжала, торчащего из неё.
Она резко поднялась, краем глаза замечая всю обстановку настолько детально, что ей показалось, она когда-то ранее успела рассмотреть её, запомнив наизусть. Её взор бросился сначала к стоящим на столе красным лилиям, пышным букетом благоухающим так сильно, что щекотало ноздри, а затем посмотрела слева от тебя на господина Долохова, как ни в чём не бывало вытащившего кинжал из неё и показавшего озорную улыбку, которую тут же прикрыл чёрной тканью.
Гермиона с невозможной скоростью испуганно отпрянула от вампира и изумилась, обнаружив себя уже в углу просторной комнаты, которую слабо освещал наступивший рассвет. Она хотела взвизгнуть, но моментально вошедший в комнату господин Риддл остановил её жестом, из-за чего та не смогла даже всхлипнуть.
— Молчите.
Во все глаза она уставилась сначала на них, бегло заметив на них привычную одежду и скрывающие лица маски, затем на себя, заметив, что на ней уже было другое опрятное тёмное платье с кружевными оборками, а над краем их виднелась ссадина на коже, совсем не похожая на то, что недавно её сделали кинжалом, вонзив его до рукоятки.
Ей хотелось закричать, высказаться, но что-то тяжёлое и сдавливающее в её разуме не позволяло этого сделать.
— Идёмте, мисс, мне нужно кое-что вам рассказать, — мягко позвал её господин Риддл и указал на пышный букет кровавых лилий. — Цветы вам, возьмите.
Как под гипнозом она быстро прошла к столу, взяла в охапку букет и, словно притянутая невидимыми нитями к господину Риддлу, последовала за ним.
Они спустились вниз, зашли в какую-то просторную залу, где их поджидал господин Эйвери, отстранённо стоящий возле каминной полки и внимательно что-то рассматривающий на ней, и Гермиона ошеломлённо поняла, что и здесь приметила все детали обстановки, будто была в ней тысячу раз. Разум, наконец, лихорадочно заработал, собрал воедино все факты, и с губ сорвалось утверждение:
— Вы сделали из меня чудовище…
Она встала как вкопанная, поймав на себе заинтересованные взоры господ, и даже господин Эйвери обернулся и покосился на неё.
— Вы грубо отзываетесь о себе, — наконец произнёс господин Риддл и усмехнулся, проходя вглубь комнаты и останавливаясь возле небольшого столика, после чего обернулся на Гермиону, и та уловила, как едва заметно сузились зрачки. — Вы изменились, стали ещё красивее и… кое-что умеете делать.
— Очаровывать и насиловать жертв, пожирая их кровь? — дрогнувшим голосом, но вкладывая толику ненависти, отозвалась та, сильно сжав букет в руках, из-за чего несколько стеблей переломились.
— Осторожнее с цветами, милая. Такой сорт сложно достать, но мы ради вас постарались.
Она назло хотела выбросить лилии, но ладони будто кто-то сдавил, не позволяя пальцам даже разжаться, не то чтобы выпустить стебли из рук. Закусив губу, Гермиона отвернулась, странно чувствуя себя новую в старом мире, и, прокрутив события прошедшей ночи, обессиленно простонала, не желая видеть никого из вампиров.
— Почему моё тело не слушается меня? — тихо поинтересовалась она и вздрогнула, обнаружив, что тон её голоса показался слишком бархатным и нежным.
— Потому что вы подчинены мне, и я управляю вами, — в тон ей мягко отозвался господин Риддл и издал смешок, после чего приказал: — Повернитесь к нам, вам не за что стыдиться — мы не способы ощущать стыд, и вы теперь тоже.
Та сразу повернулась к ним, словно только что её развернули невидимые руки, и подняла взор на господина Риддла. Он абсолютно был прав: какие бы картинки ей не приходили в голову о случившемся, а никакого оттенка стыда в ней даже не наблюдалось — вместо этого к горлу подступал истеричный смех, и она скривила губы, ощущая, что по следам настигает гнев, подталкивающий прямо сейчас же задушить вампиров собственными руками. Жаль, что это невозможно.
— Как убить вампира? — с раздражением спросила она.
Трое одновременно издали смешки.
— А вам зачем? — отозвался господин Долохов, пересекая комнату, прикоснулся к волосам Гермионы, бросив на них завороженный взор, и с усмешкой поинтересовался: — Неужели хотите загубить такую красоту?
— Нет, — твёрдо отозвалась та, желая отшатнуться, но будто приросла к полу, — убить вас.
Маска немного собралась в складки, означая, что он улыбается. Господин Долохов перевёл взгляд ей в глаза, и та почему-то ощутила тень очарования, из-за чего подалась немного вперёд и прикоснулась к его локтю, словно сейчас упадёт, если не зацепится. Тот усмехнулся, отошёл на шаг, сбрасывая держащую её ладонь, и посмотрел на господина Риддла, в то время как Гермиона тряхнула головой, сбрасывая мимолётное наваждение, и гневно прошипела: