– Просто кто-то не привык пачкаться, – развел руками Локи. Он подвинулся к находке, провел по полированной глади пальцами и стряхнул с них несуществующую пыль. – Позволь напомнить, чистоплюйство среди Охотников не в чести.
– Позволь тебе напомнить, – озлобился Патрик, – что именно этот проходимец хотел за свои услуги. Куда легче отправить его вниз, навстречу разъяренным землям, чем и дальше вести с ним дела.
О какой непомерной плате шла речь, Дарт так и не узнал. Локи пожал плечами, Патрик не стал развивать спор.
– В качестве ассистента Архама, пусть и бывшего, он продолжает оставаться самым осведомленным из всех, кто вообще имел доступ к его работе, – сказал Грум, и Дарту впервые за время, что он знал наставника, хотелось заставить его замолчать.
Грум был его личным идеалом, тем, на кого хотелось равняться всегда и во всем. Он был не таким, как все, хоть никогда не давал повода выделять себя среди прочих. Простой и честный, наставник всегда мог поддержать словом или вовремя отвесить поучающую оплеуху. Мастер своего дела, способный доходчиво и четко объяснить слабые места того или иного Проклятого, а также указать на ошибки в искусстве фехтования. И вот сейчас он заодно с остальными в деле, о котором мало что известно, но от которого уже неимоверно воняет.
– Я считаю, будет очень разумно воспользоваться его помощью… еще разок, – закончил Грум и сковырнул ногтем что-то на столешнице.
– А что касается платы, – подхватил толстяк, – думаю, этот вопрос стоит задать кому следует. Это не входит в наши обязанности.
– Значит, я в меньшинстве, – угрюмо подытожил Патрик. – Надеюсь, жалеть об этом не придется, но сдается мне, эта змея пожрет сама себя и нас заодно. Только избавьте меня от необходимости с ним общаться.
– Я все улажу, завтра он будет здесь, – охотно вызвался Локи. Он снова погладил грань куба и пристально вгляделся в кончики пальцев, будто на них осталась пыль мироздания. – Стоит ли оставлять находку тут? Это неблагоразумно.
– Я усилил стражу, – заверил Патрик, – и потом, чем надежней скрывают тайну, тем сильнее соблазн ее раскрыть.
Наставники покинули Малый зал.
Давно стихло эхо их шагов, перестали переговариваться между собой Охотники из приставленного к дверям охранного караула, а Дарт продолжал лежать лицом вниз, разглядывая в щелку освещенный жидким лунным светом проклятый куб. Какой простой и ясной была жизнь до его появления!
«Эриус…»
Неожиданно, как вспышка молнии в погожий день, на него свалилось воспоминание. Коротышка с угловатыми плечами и влажными, будто у коровы, губами. Его правый глаз то и дело норовил закатиться куда-то к уху, отчего создавалось впечатление, будто его обладатель одновременно смотрит в разные стороны.
«Эриус, – так представил отец нескладного запуганного парня лет двадцати, которого привел к ужину, – светлая голова и редкостный лентяй».
Гость смущенно улыбнулся и поклонился.
Дарт помнил, что отец всех своих сотрудников иначе как лентяями и не называл, и в этом был весь Архам-старший. Когда Дарт видел Эриуса в последний раз, тот трясся от каждого громкого звука, боялся собственной тени и неотрывно следовал за отцом, жадно глотая любое оброненное им слово. Набор сомнительных достоинств, который, как Дарт помнил, тогда вызвал в нем жгучую неприязнь. Или даже ненависть… А может ли ненавидеть шестилетний ребенок? Пожалуй, да. Младший Архам ревновал. Не понимал, зачем отец, у которого постоянно не хватает времени на собственного сына, возится с чужим дядькой. Да еще таким противным.
Воспоминание всколыхнуло неприязнь – так шторм поднимает ил со дна и стремительно волочит его к берегу, чтобы обнажить во всей красе.
Дарт сцепил пальцы, стараясь не поддаться слабости. Сейчас главное – не терять трезвости мысли. Если вообще можно говорить о какой-то трезвости.
По телу разлилась противная слабость.
Пока он лежит тут, обсасывает кости прошлого и в который раз предается меланхолии, что-то вокруг меняется. Когда-то наставник Тобиас сказал, что хороший Охотник видит нити провидения. Они ведут его к добыче, они же хранят от ран. Без этого умения выжить в постоянных схватках с Проклятыми почти нереально. Тогда Дарт не понял смысла его слов, приняв их за очередную нравоучительную лекцию, но сейчас они сами собой всплыли в памяти. Не сказать, чтобы парень разом проник в их глубину или увидел следы мистического провидения, но раз уж прошлое столь настойчиво стучится к нему в дверь, так неужели сидеть взаперти и не высовывать носа?
Дарт перекатился на спину, вдохнул полной грудью и медленно выдохнул, прислушиваясь к ударам собственного сердца. Чтобы успокоиться, пришлось повторить процедуру несколько раз. Слабость понемногу уходила, мысли вернулись в привычный ритм. Поднимаясь, Дарт знал, как поступит, и не испытывал угрызений совести.