— Короткая у тебя память, — сказал Таб.
— Что? — спросил Фрэнк. Он смотрел куда-то вдаль.
— Я тебя всегда поддерживал.
— Ну ладно, ты меня всегда поддерживал. И что?
— Не надо было меня там бросать.
— Ты же взрослый, Таб. Авось не пропадешь. Между прочим, если ты думаешь, что ты здесь единственный, у кого проблемы, так ты ошибаешься.
— У тебя что-нибудь случилось?
Фрэнк пнул ногой торчащую из-под снега ветку.
— Неважно, — сказал он.
— Что там Кенни говорил насчет нянечки?
— Кенни слишком много болтает, — ответил Фрэнк. — А ты не суйся не в свое дело.
Кенни вышел из дому, показал рукой, что все в порядке, и они снова двинулись к лесу. Когда они проходили мимо сарая, оттуда выскочил большой черный пес с седой мордой и залаял на них. Каждый раз, гавкая, он чуть-чуть отъезжал назад, как пушка при стрельбе. Кенни стал на четвереньки, зарычал и залаял в ответ, и пес побрел обратно в сарай, оглядываясь и оставляя на снегу желтые следы мочи.
— Вот старикан, — сказал Фрэнк. — Совсем дряхлый. Лет пятнадцать, не меньше.
— Зажился, — сказал Кенни.
Обогнув сарай, они пошли напрямик через поле. Оград здесь не было, снег покрылся толстым настом, и они быстро добрались до опушки. Затем повернули вдоль нее, отыскали олений след и зашагали по нему в лес, за которым маячили холмы. Деревья уже начали сливаться с тенями, и поднявшийся ветер колол им щеки мелкими льдинками, сдувая их с наста. Наконец они потеряли след.
Кенни выругался и швырнул шапку наземь.
— Черт! Худшей охоты у меня никогда не было. — Он поднял шапку и отряхнул ее от снега. — С тех пор как мне исполнилось пятнадцать, это первый сезон, когда я остаюсь без оленя.
— Да зачем он нужен, — сказал Фрэнк. — Главное — процесс. Тебя окружают стихии, и тебе просто надо слиться с ними.
— Ну и сливайся, — сказал Кенни. — Лично я приехал за оленем, а не за тем, чтобы слушать всякую кришнаитскую дребедень. И я бы его получил, если бы некоторые не мечтали о розовенькой…
— Умолкни, — сказал Фрэнк.
— Тебе же оленя под нос подсунь, и то не заметишь. Только и думаешь что о своей малолетке.
— Последний раз говорю, заткнись, — сказал Фрэнк и отвернулся.
Кенни и Таб пошли за ним через поле. Когда они поравнялись с сараем, Кенни остановился и поглядел в сторону.
— Меня достал этот столб, — сказал он. Потом поднял ружье и выстрелил. Звук был такой, будто отломилась сухая ветка. Столб треснул с правой стороны, до самой верхушки. — Готов, — сказал Кенни.
— Прекрати, — сказал Фрэнк, не сбавляя шага.
Кенни посмотрел на Таба и улыбнулся.
— Меня достало это дерево, — сказал он и выстрелил снова. Таб поспешно догнал Фрэнка. Он хотел было что-то сказать, но как раз в этот момент из сарая выбежал пес и залаял на них.
— Тихо, дружище, — сказал Фрэнк.
— Меня достала эта собака. — Кенни был у них за спиной.
— Ну хватит, — сказал Фрэнк. — Убери ружье.
Кенни выстрелил. Пуля угодила псу прямо в лоб. Он осел в снег, распластав ноги, устремив на них неподвижный взгляд своих желтых глаз. Если бы не кровь, его можно было бы принять за декоративную медвежью шкуру. Кровь сбегала по его морде в снег.
Все трое остановились, глядя на лежащего пса.
— Что он тебе сделал? — спросил Таб. — Он просто лаял.
Кенни повернулся к Табу.
— Ты меня достал.
Таб выстрелил от пояса. Кенни отшатнулся, наткнувшись спиной на забор, и упал на колени. Он схватился руками за живот.
— Ой, — сказал он. Его руки были в крови. В сумерках она казалась не красной, а синей. Она была сродни теням и вовсе не выглядела неуместной. Кенни медленно повалился на спину и несколько раз глубоко вздохнул.
— Ты меня застрелил, — сказал он.
— А что мне было делать? — спросил Таб. Он опустился на колени рядом с Кенни. — О господи, — сказал он. — Фрэнк, Фрэнк!
Фрэнк стоял неподвижно с тех пор, как Кенни убил собаку.
— Фрэнк! — снова окликнул Таб.
— Я просто шутил, — сказал Кенни. — Это была шутка. Ай! — внезапно воскликнул он и выгнулся дугой. — Ай! — Он уперся пятками в снег и, отталкиваясь ими, проехал на затылке несколько футов. Потом остановился, раскачиваясь на пятках и голове, как борец, выполняющий разминочные упражнения.
Фрэнк наконец очнулся.
— Кенни, — сказал он. Наклонившись, он положил руку в перчатке ему на лоб. — Ты его застрелил, — сказал он Табу.