Если верить Савенкову, люди, изготовившие скребла, остроконечники и рубящие орудия из галек и занимавшие, судя по всем признакам, одну из низших ступенек эволюции человека, не были столь уж неискусны в обработке камня, как кажется на первый взгляд.
Вместе с грубыми и массивными, неправильной формы отщепами и пластинчатыми сколами, на «брюшке» (поверхности раскалывания) которых выделялись крупные ударные бугорки, свидетельствующие об огромной силе, с какой дробился камень, были найдены также ножевидные пластинки — правильные, изящные, строго прямоугольных геометрических форм. Эти пластинки не могли отделить при обработке дисковидных, прямо-Угольных и тем более примитивных галечных нуклеусов.
И действительно, среди сборов с Афонтовой горы были и принципиально иные нуклеусы. Они имели вид приостренных конусов или призм. Основания этих изделий, округлые или вытянуто-овальные, представляли собой Площадку, тщательно выстроганную уплащивающими сколами. Иногда по краю площадки были заметны дополнительные мелкие сколы. Ее не случайно подтесывали столь тщательно. Сверху по краю наносился точно рассчитанный удар или, может быть, нажим камнем или костью, и с боковой плоскости конуса отскакивала миниатюрная ножевидная пластинка!
Нуклеусы такого типа и снятые с них пластины — обычные находки на поселениях неолита. Неужели обитатели Енисея, современники мамонта и северного оленя, овладев такой высокосовершенной техникой обработки камня, продолжали изготовлять скребла и остри конечники, которыми пользовались десятки тысячелетий назад? Как объяснить странное совмещение в одном культурном слое орудий предельно примитивных и совершенных? Своеобразием культуры? Ничего подобное никогда и нигде не находили.
Две техники обработки камня, отчетливо выделяющиеся на материалах Афонтовой горы, с точки зрения сложившихся представлений совершенно несовместимы. Тут что-то не так.
Еще более удивительно, что мустьерско-ашельские комплексы Енисея сопровождаются изделиями из кости! Ни в одном из памятников палеолита Европы, исследованного к началу 90-х годов, костяные орудия не были встречены. Они появляются значительно позже, в эпоху верхнего палеолита. Но даже и среди верхнепалеолитического инвентаря европейских поселений, несмотря на его разнообразие, не находили того, что посчастливилось обнаружить Савенкову па Афонтовой горе.
Среди изделий из кости обращали на себя внимание кинжаловидные острия с очень узкими глубокими желобками, пропиленными вдоль одного края. Кажется, никакого практического смысла пропиливание подобных канавок не имело. Для чего они могли служить? Савенков разгадал назначение желобков.
По его мнению, кинжаловидные костяные острия представляют собой только часть орудия комбинированного типа, служат его основой — гибкой, эластичной и в то же время твердой и прочной. Однако край костяной основы, каким бы острым ни старался сделать его мастер, в работе никогда не дает того эффекта, который достигался с помощью расколотого камня. Древние охотники изобрели гениальную и столь же простую комбинацию из кости и камня: в пропиленный вдоль края основы паз вставили тонкие и правильные ножевидные пластинки, плотно подогнав их друг к другу!
Разгадать назначение подобного орудия не менее трудно, чем изобрести его: ни Савенков, ни слушатели его доклада ничего подобного никогда не находили в Европе. А ведь она всю вторую половину прошлого века была центром изучения палеолита.
Для охоты на крупных животных, вроде мамонта или медведя, нужно было иметь оружие достаточно надежное и мощное. Всеми необходимыми качествами ни камень, ни кость, ни дерево не обладали, и только комбинация из них привела к появлению удивительных вкладышевых инструментов.
Кто мог ожидать от первобытного охотника такой технической изощренности? Почему подобное изобретение оказалось характерным только для Сибири?
Ножевидные пластинки могли вставляться в костяную оправу без какой-либо дополнительной обработки: края их были идеально острыми, как хорошо отточенное металлическое лезвие. Оставалось только подобрать серию пластинок, которые по толщине не превосходили ширину паза и хорошо совмещались друг с другом. Затем пластины в определенном порядке загонялись в пропиленную в кости канавку и для прочности скреплялись древесной смолой или клеем.
Однако первобытный охотник вскоре понял основной недостаток подобных лезвий — их края оказывались хотя и острыми, но чрезвычайно хрупкими. Достаточно было кости или жестким сухожилиям попасть под лезвие, как оно немедленно ломалось и становилось тупым. Поэтому-то, очевидно, вместо простых ножевидных пластин- вкладышей появляются пластины, специально обработанные по краю ретушью. С первого взгляда могло показаться, что мастер безнадежно губил орудие, пластинка не заострялась, а, напротив, затуплялась: ее наиболее острая часть обламывалась крутыми фасетками ретуши, и именно этот, а не противоположный край выступал из паза костяной оправы кинжалов и копий! Лезвие инструментов становилось, разумеется, значительно более тупым, но зато не обламывалось и надежно служило хозяину в работе, порой далекой от тонкой и деликатной. Ножевидные пластинки служили заготовками для набора разнообразных инструментов. Из них делали не только вкладыши, но также мелкие скребки, проколки, ножи, пилки. Из небольших сколов изготовляли круглые и вытянуто-овальные скребочки, применявшиеся для обработки шкур (с их помощью снималась мездра), дерева и кости.
Отличия между сериями грубых и примитивна орудий из галек, остроконечниками и скреблами, а же дисковидными нуклеусами, с одной стороны, какими инструментами из ножевидных пластин и небольших отщепов — с другой, были настолько разительным, что производили странное впечатление. По выработанным и установившимся к 90-м годам XIX века представлениям, эти два комплекса нельзя совместить. Если первый из них можно уверенно датировать ранней стадией палеолита, то второй — поздней, или верхним палеолитом. Некоторые из вещей по тонкости их обработки совершенству не выходили даже из рамок набора орудий, характерных для неолита!
Находки Савенкова из Сибири явно не укладывались в знакомые и привычные схемы и требовали поэтому своего объяснения. Выхода было только два: объявить открытие на Енисее «подозрительным» или признать древнейшую культуру человека в Сибири оригинальной и своеобразной, не похожей на европейскую. Второй выход не устраивал как господствующее в то время в археологии эволюционное, или, как тогда говорили, «трансформистское», направление с его жесткими и не допускающими отклонений путями и ступенями развития древней культуры человека, так и, естественно, кто вообще противился признанию реальности существования палеолитических охотников на мамонтов носорогов. Первый выход был проще, спокойнее, естественнее, и поэтому, очевидно, большинство «эрудитов» и «законодателей» конгресса с большой подозрительностью и недоверием слушали текст сообщения Савенкова, который продолжала спокойно и бесстрастно зачитывать графиня Уварова.
А она сообщила, что, кроме основ для вкладышевых наконечников копий и ножей, древние обитатели Енисея изготовляли из кости шары, проколки и шилья, иглы и украшения. В дело шли также роговые стержни: из них делали колотушки или молотки, мотыги для вскапывания глины и загадочные предметы с широким круглым отверстием на конце. Зал оживился, когда последовало их описание — это были так называемые «жезлы начальников», которые часто встречаются на стойбищах заключительного периода палеолита Европы, так называемой мадленской культуры.