Я попытался узнать, что означают все эти рисунки, не Квали не смог объяснить. Ему не хватало слов.
— Но твой отец, Квали, видел больших зверей не здесь?
— Нет, начальник. Он видел у озера. Один день пути отсюда. Квали там не был. Завтра пойдём…
— Скажи, Квали, а за что бельгийцы убили твоего отца? Лицо молодого негра стало мрачным, и в глазах вспыхнули недобрые огоньки.
— Ты какой земля, начальник? Англичанин?
— Нет, я поляк. Есть такая страна — Польша, там далеко, — я указал на север. — Советский Союз знаешь?
Квали кивнул.
— Это рядом. Только Советский Союз — большая страна, большая, как вся Африка, а моя страна маленькая…
— Знаю, — сказал Квали, — учитель говорил. Квали учился… Один год, — пояснил он и вдруг улыбнулся. — Школа очень хорошо. Советский Союз — очень хорошо, и твой страна — хорошо, — он глубоко вздохнул, его лицо снова стало мрачным. — Бельгийский дьявол убил мой отец. Отец заступился мой мать. Ударил бельгийский солдат. Отец расстреляли, пятнадцать другой воин Нгоа тоже… За что?…
Что я мог ответить? Я протянул ему руку, и он крепко пожал её.
— Квали твой друг, — сказал он. — Ты хороший человек. Квали тебе помогай, начальник, — он взял меня за большой палец правой руки и сильно потянул, а потом протянул мне свой большой палец, и я тоже подёргал за него.
Мы заключили дружественный союз.
Вечером с помощью Джонсона удалось узнать у Квали, что означают рисунки в пещерах. На плато раньше происходили обряды посвящения в воинов. Бросали жребий, и каждый молодой охотник должен был убить стрелой того зверя, который выпал ему на долю. Если это удавалось, охотник рисовал на стене пещеры изображение убитого животного и становился воином. Если от восхода до заката охотник не мог подстрелить своё животное, обряд посвящения откладывался на год. Мясо убитых животных не употреблялось в пищу. Пока охотник рисовал убитого зверя, старшие воины уносили тела животных на берег озера и оставляли там как жертву злым духам Больших Болот. Раньше на этом плато обряды посвящения были особенно торжественными и происходили раз в пять лет. Потом, когда бельгийцы захватили места для охоты и запретили неграм охотиться на крупную дичь, плато стало своеобразным заповедником, куда не смогли проникнуть европейцы, и обряды посвящения происходили здесь каждый год. Квали тоже прошёл здесь посвящение. Он убил льва и нарисовал его на стене пещеры возле больших зверей, изображённых отцом. Год посвящения Квали был последним годом свершения обряда на плато. Потом бельгийцы запретили неграм удаляться за пределы территорий, расположенных вблизи селений. А вскоре в деревушке, где жил Квали, разыгралась трагедия; большинство мужчин было расстреляно бельгийскими солдатами. Квали тоже хотели расстрелять. Но он отбился и бежал. Шрам на его лице — память тех дней…
Мы сидели у костра. Над нами было чёрное небо и неправдоподобно яркие звезды. Лёгкий ветерок доносил из джунглей пряные ароматы каких-то цветов. Вдали пронзительным смехом заливались гиены.
— Смейтесь, смейтесь, — проворчал Перси Вуфф, прислушиваясь. — Смеётся тот, кто смеётся последним…
Когда восток начал светлеть, мы с Джонсоном взяли карабины и пошли к краю плато. Вскоре позади послышались чьи-то шаги. Нас догнал Квали с длинным копьём в руках.
Я отдал ему нести свой карабин. Он схватил его жадно и бережно, погладил воронёный металл и осторожно забросил на плечо. Мы остановились на краю обрыва. Было тихо. Внизу шелестели тростники.
Я вслушивался в дыхание спящих болот и думал о том, что неведомое всегда заманчиво, что природа полна загадок и что величайшее счастье дано тем, кто, очутившись на пороге загадки, не задумается сделать следующий шаг.
Путь к озеру занял целый день. Мы вышли на рассвете. Самые жаркие часы переждали в тени обрывов, а когда зной начал спадать, снова двинулись вдоль края плато на запад. По обнажённым плитам известняка идти было легко. Стада полосатых зебр пробегали невдалеке среди густой высокой травы и, казалось, не обращали на караван никакого внимания.
Я вначале недоумевал, почему Квали предпочёл пеший маршрут. Но, когда мы стали пересекать глубокие ущелья, уходящие от края обрывов далеко в глубь плато, убедился, что машины здесь действительно не прошли бы. Наконец обрывы повернули к северу. Внизу простиралась холмистая саванна, поросшая группами высоких деревьев. Холмы доходили до самого края болот. Между крайними холмами блестело большое озеро. С севера в него впадала река, вытекающая из глубокой расщелины в обрыве плато.