Озеров не спал еще две ночи, стараясь увидеть ночное свечение. Оно не появилось, и Аркадий перестал о нем вспоминать.
Лежа в теплой воде, Тумов мечтательно говорил Батсуру, голова которого торчала из соседней ванны:
— Еще пара деньков — и конец. Пора возвращаться. Скорей в Москву — и за работу. Надо кончать диссертацию.
— Выходит, возвращаемся ни с чем, — вздохнул Батсур.
— Как? — удивился Тумов. — Ты открыл месторождение; Аркадий составил прекрасную геологическую карту, я принимал нарзановые ванны; мистер Алоиз Пигастер убедился, что ракетных и лучевых установок здесь нет и что его спутник отправился ко всем чертям без нашего участия. Все прекрасно, как Гоби издалека.
— А почему погиб спутник?
— От неисправности одного из десяти тысяч приборов.
— А энергетический разряд в районе Адж–Богдо?
— Простое землетрясение. Они здесь не редки. Их следы видны на каждом шагу.
— Но при нас не было.
— И хорошо, — заметил Тумов, поглядывая на нависающие карнизы.
— Однако многое остается загадочным; например, этот треск в наушниках.
— Над этим пусть ломают головы радиотехники.
— Нет, Игорь Николаевич; по–моему, это дело геологов и геофизиков.
— Уже заразился от Аркадия, — усмехнулся Тумов. — Он тоже хочет объяснить все, что попадается на глаза, забывая о границах своей науки.
— У науки нет границ, — возразил Батсур.
— Не лови на слове, дружище, — махнул рукой Тумов. — Перечитай лучше “Гамлета”. Там Горацио говорит по этому поводу неглупые слова принцу.
— Вы, вероятно, имеете в виду слова принца, обращенные к Горацио: “Есть многое, мой друг Горацио, что еще не снилось нашим мудрецам”? Однако мы живем на семьсот лет позже…
Тумов засопел.
— Победил, но не убедил, — пробормотал он, вылезая из ванны и закутываясь в мохнатую простыню. — Чтобы ты не подумал, будто я окончательно поглупел в этой Гоби, — продолжал он, усаживаясь на камне, — скажу тебе по секрету, что все так называемые загадки Адж–Богдо объясняются очень просто. Черное базальтовое плато поглощает огромное количество лучистой солнечной энергии. Оно стало своеобразным конденсатором такой энергии. Это сложный и пока неизученный процесс. Породы плато, видимо, не только накапливают, они как‑то преобразуют солнечную энергию, а под влиянием внешних воздействий — например, космического излучения — могут отдавать ее обратно в виде потоков частиц и волновых импульсов. Возможно, что над плато существует сплошной поток отдачи энергии, струящейся в межпланетное пространство. В этом потоке определенную роль играют и радиоволны, улавливаемые нашими приемниками и создающие поле помех вблизи плато. Не исключено даже, что этот “поток отдачи”, воздействовав на какие‑то приборы спутника, вывел их из строя и, в конечном итоге, привел к гибели спутника. Это плато давно мертво, как часть вулканического аппарата Земли, но оно живет как постоянно заряжающийся и разряжающийся гигантский конденсатор энергии Солнца. Процессы, происходящие при этом, надо изучить в лаборатории, а потом уже прийти с готовыми рецептами и приборами и проверить здесь. Вы, геологи, смотрите под ноги и пытаетесь все объяснить внутренней активностью Земли. Вы забываете, что рядом находится Солнце — источник всего живого и активного в нашей солнечной системе. Земля — пылинка, несущая в себе частицу солнечного тепла. Даже умерев, эта пылинка сохранит жизнь на своей поверхности, пока солнце будет струить в пространство потоки энергии.
— Геолог мог бы многое возразить вам, — осторожно заметил Батсур.
— Поэтому я и перестал разговаривать на такие темы с Аркадием, — сказал Тумов. — К чему бесполезные споры! Мы стоим на диаметрально противоположных позициях. Время и опыты покажут, с кем истина…
***
Мистер Пигастер каждый вечер твердил, что надо посетить развалины ламаистского монастыря, о котором рассказывал Озеров. Решено было поехать сразу, как только геологи закончат осмотр южной части плато.
Сам Пигастер, поколесив на газике по пустыне вдоль окраины плато и заглянув с Озеровым в несколько расщелин, потерял всякий интерес к дальнейшим маршрутам. Он не покидал лагеря, по несколько раз в день принимал минеральные ванны, а когда спадала жара, диктовал длинные письма и отчеты своему молчаливому помощнику. Озеров и Батсур каждое утро уходили в глубь плато, забирая с собой всех коллекторов и радиометрические приборы. Возвращались они обычно затемно. В ответ на вопросительный взгляд Тумова Озеров мрачно качал головой.