Поэтому-то Томлинсон давно решил избавиться от своего богатства, оставив себе лишь столько, сколько необходимо было для того, чтобы сделать сына другим человеком, чем был он сам.
— Но для нас, мать, — говорил чародей, — оно лишнее, и нам необходимо избавиться от него. Закапывать деньги назад в землю не следует; нужно придумать способ передать их тем, кто в них нуждается больше нас. Но как это сделать?
Им пришло в голову, что хорошо бы подарить их колледжу.
— Видишь, мать, — говорил маг и волшебник, — нас здесь никто не знает. Мы чужие. Хорошенькая это будет картина, если я приду в колледж и скажу: «Я хочу подарить вам миллион долларов». Они поднимут меня на смех.
— Но разве ты не читал в газетах, — возражала его жена, — что Карнеги постоянно жертвует в пользу колледжей огромные суммы?
— Это другое дело, — отвечал чародей. — Он свой человек. Его все знают. Но представь себе меня: как пойду я к какому-нибудь известному профессору и скажу ему: «Я желаю дать вам пожизненную пенсию»? Вообрази себе меня в этом положении! Подумай только, что он ответит!
Поэтому они придумали особую систему. «Мать», которая лучше мужа знала арифметику, была вдохновительницей И руководительницей всего дела. Она выуживала на первой странице «Финансового подголоска» акции и облигации, а чародей скупал их по ее указаниям.
— Я купила бы на твоем месте партию «Р. О. П.", — говорила «мать», — они упали за два дня со ста двадцати семи до ста семи, и я рассчитываю, что дней через десять они совсем сойдут на нет.
— А не лучше ли «Г. Г.»? Они падают быстрее.
— Верно, они падают быстрее, — соглашалась жена, — Но не так постоянно. Ты не можешь быть уверенным в них. Купи лучше что-нибудь вроде «Р. О. П.» или «Т. Р. Р.-Норд»: они падают неуклонно, и ты знаешь, на что идешь.
В результате Томлинсон посылал свои приказания маклерам, имена которых сообщал ему телеграфист Пала-вера и которых он никогда не видел в глаза. И в конце концов неповоротливые «Р. О. П.» и "Т. Р. Р.» делали такой внезапный прыжок вверх, как мул, через хвост которого пропустили гальванический ток. Сейчас же шепотом начинали передавать, что Томлинсон заинтересован в «Р. О. П.» и хочет реорганизовать данное предприятие, и все на бирже бросались покупать эти акции.
Таким образом, после месяца или двух таких биржевых операций финансовый маг и волшебник должен был признать себя побежденным.
— Ничего не поделаешь, мать, — твердил он, — это судьба.
Но сидя в своих апартаментах, чародей не знал, что судьба готовила ему еще более странные вещи. Ибо однажды из Плутория-университета вышли и направились в Гран-Палавер две внушительные фигуры, и одной из них был доктор Бумер.
Томлинсон, финансовый маг и волшебник, не мог решиться зайти в университет. И вот университет сам пришел к нему… за его миллионами.
Но если это решение судьба несла открыто, на ладони, навстречу Томлинсону, то еще более необыкновенные вещи скрывала она в складках своей тоги.
Ибо в то время как президент Плутория-университета все ближе и ближе подходил к зданию Гран-Пала-вера, почтенный профессор геологии снова работал при свете голубого пламени в своей затемненной лаборатории. Но на этот раз возбуждение не охватывало его. И надписи, которые он делал каждый раз на пробах после испытания, были совеем не похожи на прежние. Совсем не похожи, И его серьезное лицо, по мере того как его молчаливая работа подвигалась вперед, становилось все более неподвижным, как камни девонской формации.
Глава третья НЕУДАВШАЯСЯ ФИЛАНТРОПИЯ МИСТЕРА ТОМЛИНСОНА
— Вот наш campus [Поле — лат.],— сказал президент Бумер, когда они через желтые ворота вступили на территорию Плутерия-университета.
— Для игры в мяч? — спросил маг и волшебник.
— Не совсем так, — ответил президент, — хотя, конечно, он мог бы служить и для этого. Humani nihil alienum[1].
Президент Бумер и доктор Бойстер вели финансового чародея в университет. Они вели его, как арестанта, который дал обещание идти спокойно; поэтому они не держали его за руки, а только следили за ним сбоку через очки. При малейшем признаке беспокойства с его стороны они пичкали его латынью.
Финансового мага и волшебника доктор Бумер и доктор Бойстер намечали в качестве жертвы благотворительности; поэтому они усердно угощали его латынью, чтобы довести, таким образом, до состояния необходимой пластичности.