…Баженов захмелел. Он много смеялся и очень жалел, что забыл захватить записную книжку и карандаш. Богатый материал для очерков! А не запомнишь ведь…
Когда пирог был наполовину съеден, табачный дым уже щипал глаза, а майор Андронидзе под баян танцевал лезгинку, и все хлопали в ладоши и кричали «асса-асса», дверь отворилась, и вошел командарм.
— Товарищи офицеры! — радостно скомандовал Петрищев, и все встали.
— Прошу садиться и продолжать. Опоздал я, извини, друже! Сам понимаешь. Поздравляю тебя! — Командарм расцеловался с Петрищевым, пожал руки всем офицерам, и Баженову тоже, и сделал это так, будто они были давно знакомы.
Петрищев пригласил за стол, налил водки в серебряную стопочку, подал командующему, налил остальным.
— В командире, — начал командующий, поднимая стопку, — я ценю военную жилку, умение подчинять своей воле обстоятельства и солдат, умение побеждать малой кровью. Этими качествами, этим талантом полководца обладает Платон Петрищев. — Все чокнулись с виновником торжества и выпили. Командарм погрузился в воспоминания: — Помню, после революции у нас был командиром полка матрос-артиллерист, смельчак; военспецем у него был Платон Петрищев. Я командовал в этом полку разведкой и был потрясен, когда военспец пригласил нас вдруг отпраздновать день своего рождения…
У командующего была чисто, до блеска, выбритая большая голова, умные и волевые глаза. Баженову он казался профессором, надевшим военный мундир.
— Во всяких войнах победа обеспечивается духом тех, кто проливает кровь свою. Так выпьем за того, кто пролил немало крови за советскую власть, выпьем за опытного, стойкого офицера, который и меня когда-то обучал военному искусству. За твое здоровье и успехи, Платон Валерианович!
Все крикнули «ура» и снова опорожнили бокалы.
— Гляжу я на этот стол, — сказал командарм, — и вспоминается мне недавний разговор с пожилым бойцом, из «старичков». Спрашиваю: ну, как воюется? А он отвечает: — Харч хороший, воевать можно…
Все засмеялись.
— А ведь как было, когда создавали Красную гвардию? Помню, дали мне только что созданный батальон. Кто во что одет:
одни в лаптях, другие в рваных ботинках, стянутых проволокой, кто в шинели, кто в пальтишке, кто в офицерском кителе. Обмундировать бы надо, а ничего нет… Кормить нечем. Голод. Едет наш эшелон день, второй, третий. Морковный чай пьем с сахарином. Один сухарь на день. Тут являются ко мне пятеро красногвардейцев и говорят: местные мы, ежели сейчас отпустите нас домой повидаться, мы расшибемся, а доставим на узловую продовольствия на всю часть. Сбегут, думаю, а мне отвечать. Что делать? Народа еще не знаю. Рисковать или нет? Отпустил… Прибыл эшелон на узловую станцию. Час, два проходит, нет их. А нам стоять семь часов. И пятый час идет, и шестой — нет и все тут. Отправился эшелон дальше к фронту. А на следующей станции гляжу — вся пятерка ожидает нас на перроне с мешками сухарей, картошки, мяса, капусты. Им, оказывается, до этой станции попутный транспорт был. Уж как мы им обрадовались, описать трудно-
Командарм пробыл довольно долго. Он шутил, рассказывал забавные боевые эпизоды, держался непринужденно и очень понравился Баженову.
Наутро Баженова, Корнилова и других новых офицеров оперотдела повезли на аэродром, где базировалась штабная эскадрилья «уточек».
Летчики уже ждали их около своих самолетов. Баженов получил карту-двухкилометровку. Как он понял, самолет пойдет по неизвестному Баженову маршруту, а когда летчик потребует указать, где они летят, то наблюдатель Баженов должен будет назвать точные координаты.
Ему дали кожаное пальто, кожаный шлем со шлемофоном, рукавицы.
Его летчик — молодой, невысокий, неторопливый — сел на свое место, кивком указал Баженову на сиденье позади.-
Баженов хотел быстро и ловко влезть по крылу на место, но с непривычки ему пришлось карабкаться.
— Пристегнитесь, — крикнул пилот, — и следите за воздухом, увидите «мессера» — скажите.
Баженов нащупал на боках сиденья концы ремня, опоясался и скрепил их пряжкой.
— За тяжи и трубки не хвататься, — предупредил летчик и поднял руку, прося старта.
Мотор взревел. Баженов опустил на глаза очки — «консервы». Рокот усилился. Самолет побежал по полю, начал подпрыгивать, и вдруг толчки прекратились. Самолет лег на крыло, и Баженову показалось, что он вот-вот вывалится."
Хаты скоро стали величиной со спичечную коробку. Четкость линий исчезла, растаяла в синеватой дымке. И совсем уже неожиданно голова пилота оказалась вверху, земля устремилась на Баженова и завертелась перед его глазами. Затем самолет промчался над полем, круто взмыл вверх и снова начал кувыркаться с крыла на крыло. И пошло, и пошло: бочки, штопоры, иммельманы, виражи сменяли друг друга.
Баженов то чувствовал невесомость, то его вдавливало в сиденье; его подташнивало, перед глазами мелькали красные круги. А когда они наконец полетели по прямой и самолет перестал выделывать фигуры, Баженов услышал в наушниках вопрос пилота:
— Что под нами?
Баженов даже засмеялся от неожиданности. Он заглянул через борт и увидел узенькую полоску грейдерной дороги, взглянул на компас, на карту. Приближалось большое село с разбитой церковью.
— Красное? — почти наобум спросил он в микрофон.
— Правильно.
И снова штопоры, иммельманы, бреющий полет. Баженов старательно следил по карте. И снова:
— Где летим?
Под ними была железная дорога, маленькие домики и какие-то развалины.
— Полустанок Зеленое! — назвал Баженов.
— Станция Петухи! — поправил пилот и добавил: — Разбомблена.
Баженова бросило в жар. Он стал очень внимательно сверять карту с местностью и больше не ошибся ни разу. «Мессеров» он не видел, а «Раму» заметил. Пилот только пренебрежительно махнул рукой. Когда же Баженов обнаружил неподалеку большую группу самолетов, летевших со стороны фронта, и с волнением сообщил об этом пилоту, тот ответил: наши бомбардировщики.
— Подходяще ориентируетесь! — сказал пилот, когда они уже снижались.
После обеда Баженов получил оценку «хорошо» за езду на автомашине и «удовлетворительно» за вождение мотоцикла. В лесу он ехал на большой скорости по тропинке, и в низине, где было мокровато, мотоцикл повело и опрокинуло. Следы грязи на брюках и локте он постарался скрыть, но офицер из автобронетанкового отдела был достаточно опытен.
На следующий день штаб перебазировался в село, находившееся в двадцати километрах западнее. Успешное наступление продолжалось. Почти все офицеры оперотдела были в «хозяйствах».
Третий день Баженов решил целиком потратить на ознакомление с материалами по изучению опыта войны. В комнату Винникова, где он занимался, вошел оперативный дежурный старший лейтенант Чернявский и сказал:
— Ать-два! Галопом к начштаба!
Полковник Коломиец пытливо оглядел отрапортовавшего Баженова и потребовал:
— Покажи свою карту!
— Не захватил.
— На первый раз ставлю на вид. Подойди к столу. Объясняю обстановку. Противник поспешно отступает к Днепру
Наши бомбардировщики бомбят переправы на Днепре. Действуют лишь небольшие заслоны противника на главных магистралях и перекрестках дорог, у крупных населенных пунктов, создавая видимость обороны и даже контрнаступления. На некоторых участках группы противника в пять — десять танков с пехотой в количестве до роты и якобы до батальона контратакуют наши части. Я считаю оценку контрнаступательной активности противника преувеличенной, неправильной. — Коломиец отошел от стола и зашагал по комнате.
— Чтобы успешнее продвигаться, каждая дивизия создала передовой отряд. Задача такого отряда — действовать инициативно, энергично, чтобы, уничтожая заслоны противника или обходя их, прорваться к Днепру, — не допустить создания зоны пустыни, захватить подручные переправочные средства и понтоны противника и отрезать отходящие войска. Передовые отряды должны с ходу форсировать Днепр и закрепиться на западном берегу. В этих условиях очень важно, чтобы командиры передовых отрядов своевременно и правильно информировали о противнике, о своем продвижении, так как от этого зависит дальнейший успех операции. Туда, где будет наибольший успех, мы направим понтонный парк и прочее. Понятно тебе?