Сергей Самаров
Охотники за генами
Пролог
— Почта, герр Огервайзер. — Секретарша Эльза положила на стол целую пачку конвертов, газет, счетов и всего прочего, что приходит по почте и что приносят на просмотр генеральному менеджеру научного отдела фармакологической компании «Пфайфер Лоок» два раза в неделю. Она же взяла со стола маленький серебряный поднос с сахарницей и двумя сложенными квадратиком салфетками, на которых лежала маленькая кофейная ложка.
Профессор поставил на поднос пустую чашку из-под кофе и кивнул секретарше, показывая, что она свободна. Эльза направилась к двери, энергично размахивая тяжелым задом. Профессор предпочитал на это не смотреть, потому что в его вкусе были женщины худощавые и даже слегка жилистые, внешне и по характеру жесткие и слегка злые.
— Ну-ну, посмотрим, что нам пишут, — сам себе сказал он и вытащил из верхнего ящика стола очки в мягком замшевом футляре. Разговаривать сам с собой профессор начал четыре года назад, когда трагически овдовел и когда стало некому сказать даже слово. Пришлось это слово говорить себе. При людях герр Огервайзер старался вести себя без таких вольностей. Но постепенно привычка устоялась и прорывалась порой в любом месте и в любое время, даже во время пешей прогулки по городу, и его манеру разговаривать с самим собой сотрудники считали лишь стариковским чудачеством.
Нацепив очки на нос, профессор взял в руки и распаковал первый счет на оплату.
Вообще-то на людях Огервайзер не носил очки, пользуясь контактными линзами. Но в линзах у него уставали глаза, особенно если приходилось читать при ярком освещении или на улице, освещенной солнцем, поэтому в рабочем кабинете и дома профессор предпочитал пользоваться очками. Причем держал абсолютно одинаковые очки в одинаковых оправах и однотипных очешниках и дома, и на работе. Он был по натуре своей консервативен и привычки менять не любил. А в очках профессор чувствовал себя комфортнее, хотя терпеть не мог это слово — комфорт, считая, что человек создан не для того, чтобы искать себе комфорт, а скорее для того, чтобы по возможности избегать его, если хочет чего-то в жизни добиться.
Расписав для начала финансовые счета по отделениям своего отдела, где их должны были завизировать перед передачей в финансовый отдел, Огервайзер занес в свой персональный компьютер все суммы, подлежащие оплате, чтобы знать, как расходуется бюджет отдела. С финансированием новых работ постоянно возникали проблемы, кризис бил по рукам даже сотрудников научного отдела. Часть счетов, в целесообразности оплаты которых сомневался, он отложил до выяснения вопроса с конкретными сотрудниками и стал распечатывать конверты с письмами. Конвертов, как обычно, было много. Он всегда поступал так — сначала распечатывал все конверты и только потом принимался за чтение. Работу с газетами как самую порой интеллектуальную и лично для него приятную, профессор оставлял, как сам говорил, на «почтовый десерт». Их присылали со статьями, касающимися деятельности всей фармакологической компании, а не только научного отдела. В совете директоров компании Огервайзер отвечал за имидж и потому своей подписью визировал оплату имиджевых статей. Следовало же знать, за что компания платит…
Письма в большинстве своем носили одинаковый характер. Чаще всего писали пользователи, как в компании называли людей, употребляющих в процессе лечения лекарства производства «Пфайфер Лоок». Как правило, это были жалобы на то, что лекарства, несмотря на заоблачную стоимость, не помогают, но это уже вопрос не к компании, а к врачам. Не помогают одни, требовалось прописать другие. Но люди винят именно производителей лекарств. В последнее время это стало модным. Приходило несколько писем с просьбами предоставить какому-то неимущему человеку лекарство бесплатно. Такие профессор обычно сразу, не читая, отправлял менеджеру по благотворительности. В этот раз попалось три таких письма, Огервайзер отложил их на край стола и взялся за последний из уже разрезанных конвертов, самый толстый…
Тонкие холеные пальцы профессора вытащили не обычный для письма лист с от руки написанным или напечатанным на принтере текстом, а какие-то вырезки из газет. Причем газеты эти были не немецкими. В каждой вырезке определенный кусок текста был выделен маркером, а в верхнем углу степлером приколот листок бумаги с переводом. Последняя бумажка представляла собой просто визитную карточку с именем и фамилией, видимо, автора письма, и от руки надписанным номером телефона. Доктор Алоис Матиссе Гросс. Имя, ничего не говорящее Огервайзеру. Имя и фамилия вроде бы немецкие, но с испанской привязкой. Матиссе — явно что-то испанское.
Такое письмо, естественно, не могло не заинтересовать. Профессор еще раз посмотрел на конверт и только сейчас обнаружил, что оно адресовано не просто компании «Пфайфер Лоок», а лично ему. Это было тем более интересно. Не на домашний адрес, а на служебный, но конкретно профессору Отто Огервайзеру. Всего вырезок из газет было шесть. Причем четыре из них — об одних и тех же событиях, произошедших в Японии полгода назад. Историю эту профессор хорошо знал. В течение месяца после поступления в продажу нового препарата-антидепрессанта, производимого компанией «Пфайфер Лоок», примерно в один и тот же период времени, через неделю после начала приема препарата, шесть пациентов сошли с ума, и помешательство их было буйным. Эти шесть японцев не просто потеряли разум, они убивали других. В общем итоге шестерыми больными были убиты четырнадцать человек. Причем убиты самым зверским, садистским образом. Следствие объединило все шесть случаев потому, что все шестеро принимали один и тот же препарат. Японцы проводили обширное исследование, была создана целая комиссия, в которую включили и профессора Огервайзера, и его коллег из Франции и США. Но исследование ни к чему не привело. Ничего такого, что могло бы подействовать на психику больных, в препарате найдено не было. Тем более что препарат активно продавался в других странах, в Европе вообще пользовался большой популярностью, и никаких подобных эксцессов зарегистрировано не было. Но в самой Японии во время расследования произошло еще два подобных случая, опять больные применяли тот же антидепрессант. Ученые-фармакологи не знали, что и думать. Вполне возможно, что лекарство так действовало, но действовало почему-то выборочно, только на японцев. И компания «Пфайфер Лоок» на всякий случай написала на упаковке, что препарат не рекомендован к применению на территории Японии.
Что хотел сказать своим посланием неизвестный человек? Об этом можно было спросить только у него самого.
Следующая вырезка была из какой-то американской газеты. Причем ни названия газеты разобрать было нельзя, ни определить какую-то географическую привязку. Кроме страны, где она выходила. Профессор, прекрасно владеющий английским языком, прочитал несколько строк в не выделенном маркером материале и понял, что это американская газета. Так вульгарно пользоваться английским могут только американцы. Чтобы не терять время, сам выделенный материал Огервайзер читать не стал. Зачем себя утруждать, когда можно прочитать перевод. Там говорилось о том же препарате. И опять принимали его два японца, живущих в США. Причем между собой они знакомы не были, но оба после недели приема антидепрессанта устроили резню. Один — в своей семье, до этого считавшейся катастрофически благополучной, второй — в ресторане. И опять с многочисленными жертвами.
Этот факт был неизвестен профессору и весьма его заинтересовал. Поэтому он схватился за последнюю вырезку, уже заранее предполагая, что речь пойдет об антидепрессантах и японцах. Все так и было. Опять два японца через неделю после начала приема лекарства сошли с ума. Теперь это были торговый агент и дипломат в Мехико. И опять повторилась кровавая драма…
Отложив материалы в сторону, Огервайзер задумался. Сноска на упаковке антидепрессанта была поставлена по той простой причине, что кто-то из членов научной комиссии высказал предположение, что лекарство, возможно, активно взаимодействует с каким-то характерным и популярным продуктом японской традиционной кухни, что и приводит к подобному результату. Японская кухня вообще особая. Например, нигде, кроме Японии, не едят жутко ядовитую рыбу фугу, из которой на Гаити, кстати, добывают яд тетродотоксин — основу для ритуального зомбирования людей в религии вуду. Японцы же из этой рыбы делают свои знаменитые фугусаши. Фугусаши — это картина на тарелке, выложенная из сырых кусочков фугу. В момент употребления рыбы фугу у человека наступает временный паралич. Сначала отказывают ноги, потом руки, потом и все тело, и человек в состоянии только водить глазами. Через некоторое время паралич полностью проходит, не оставляя следа в здоровье, но оставляя след в психике. В традиционной японской философии уход из жизни считается апофеозом красоты. А рыба фугу дает возможность прикоснуться к этому моменту и вернуться обратно. Есть и еще много продуктов традиционной японской кухни, которые не встречаются больше нигде в мире. Предположение было принято, и «Пфайфер Лоок» согласилась добавить на упаковке надпись…