— Ваша милость!
Лишь на вторичный оклик Рамирес поднимает голову.
— Ну что? Поможет твоя кора?
— Лихорадка пройдет, ваша милость, но Туахала все равно умрет этой ночью.
— Что ты там еще городишь?
— Генерал только что послал солдат и индейцев в деревню. Они будут надрезать деревья с желтыми цветками. Они скажут вождю, что белый начальник согласен отдать ему пленную.
— Ты сам видел, как они пошли туда?
Педро молча кивает. Глаза его широко раскрыты, в них светится ужас. Он говорит:
— Зуме Топана ждет жертвы.
— Кто?
— Могучий лесной дух, господин!
— Чепуха!
Педро шепчет:
— Об этом нельзя говорить вслух. Он все слышит, он может сжечь человеку сердце.
— Да ты рехнулся!
— Омагуа прогневали его. Теперь одноглазый будет метать гром! Ему нужна жертва!
Рамирес все еще ничего не понимает. Тогда Педро тихо произносит:
— Туахала…
Рамирес одним прыжком оказывается подле него.
— Врешь!
Педро отшатывается.
— Негодяй!
Бедняга вырывается от Рамиреса, отползает в угол палатки и закрывает лицо руками.
Рамирес выскакивает и несется к палатке генерала.
Разгневанный Писарро отмахивается от него.
— И вы верите в этих духов! Вы становитесь посмешищем, лейтенант!
— Но ведь индеец не лжет!
— Так, значит, он сошел с ума!
— Ваша милость!
— Молчать! — кричит разъяренный генерал. Рамирес плетется обратно.
В палатке долго царит тишина. На просеке звенят топоры, в лесу кричат обезьяны, с ложа, выстланного мхом, доносятся стоны больной.
Педро собирает кусочки коры и бросает их в котел; они начинают танцевать на воде, словно лодки, попавшие в водоворот. Через некоторое время Педро зачерпывает ковшом немного бурлящей жидкости. Рамирес помогает приподнять Туахалу. С трудом, поминутно останавливаясь, она маленькими глотками пьет отвар. Наконец чаша пуста. Рамирес опускает девушку на постель и обращается к Педро.
— Они хотят убить ее?
— Да, ваша милость.
Рамирес машет рукой.
— Ступай.
Он опускается на землю возле ложа Туахалы. Ее глаза закрыты. Рамирес сидит, словно оцепенев.
Перед его взором проходит вся жизнь. Он видит небольшой замок в Эстремадуре, где он провел детство, видит братьев и сестер — веселых черноглазых сорванцов, своим смехом оглашавших сумрачные переходы здания, и мать, статную женщину с милым, добрым лицом. Ему чудится вой ветра, проносившегося ранней осенью над пустынными плоскогорьями и глубокими ущельями. И в эту осень отец, охотясь, упал с коня. Друзья привезли его вечером в замок, сняли недвижное тело с седла, пронесли по каменным ступеням в комнату и уложили на жесткую постель.
Через несколько дней он умер.
Когда настало лето и солнце снова раскалило каменистые тропы, Рамирес — еще подросток, но уже глава семьи — сел на лошадь отца и пустился вскачь по горам и долам; пил холодную, как лед, ключевую воду, гонялся за дикими козами, взбираясь на неприступные вершины; его звонкому голосу вторило эхо вечерних долин, буйный ветер трепал его волосы.
Шли годы; однажды он встретил в горах человека, приехавшего из города Трухильо, чтобы набрать смельчаков, готовых плыть с ним за море в легендарный «Новый свет». Юноша уже немало слышал о нем и об открывшем его Христофоре Колумбе. Не минуло еще и сорока лет, как Христофор на трех ветхих судах, презрев бури и зной, отправился через великое неизведанное море-океан и после бесконечного плавания высадился на дальних берегах. По всей стране шла молва об отважных походах завоевателя Эрнандо Кортеса! Вечерами Рамирес часто сидел высоко в горах на каком-нибудь камне, устремив взгляд туда, где за долинами и ущельями раскинулось море, и мечтал о приключениях и геройских подвигах.
И вот он оказался с глазу на глаз с приезжим. Наступила ночь, небольшой костер, у которого они сидели, озарял своим пламенем скалы и высохшие, голые кусты. Гость рассказывал о диких людях с красной кожей, которые стреляют отравленными стрелами, о храмах, о чужих городах, изобилующих золотом, о золоте, скрытом в непроходимых лесах, в темных горных пещерах и на берегах больших рек.
Этот гость был Франсиско Орельяна.