Спустя три дня суд оглашает множество документов, присланных в его адрес конторой компании и канцелярией генерал-губернатора: здесь и письма, и счета, и месячные отчеты агентов из округов Мангала и Руби-Уэле, авторы которых с большим уважением отзываются о чутком отношении компании к своим служащим, об образцовом управлении во вверенных им районах, о гуманном обращении с туземцами, об отношениях дружбы, взаимопонимания и взаимопомощи, которые установились у представителей компании с населением «процветающих» с помощью европейской цивилизации деревень.
Публичное обсуждение и установление достоверности этих «доказательств» занимает одиннадцать дней. Ежевечерне после заседания члены суда и генерал-губернатор проводят секретные совещания, на которые приглашаются представители министерства по делам Конго, а также члены правления и наблюдательного совета компании, чтобы совместными усилиями выработать линию поведения суда на следующий день. Зато во время самого заседания эти господа держатся крайне замкнуто, стараясь не попадаться на глаза многочисленным отечественным и иностранным корреспондентам и не вызывать излишней шумихи.
В пресс-бюро министерства по делам Конго в Брюсселе расширенный штат сотрудников в эти дни сбился с ног; его расходы возросли в девять раз, и специальный цензор проверяет теперь все сообщения, идущие отсюда за границу.
12 декабря после очередного перерыва суд собирается в четвертый раз. Барон Ниско допрашивает несколько человек, арестованных в самое последнее время. Лейтенант Сарро из района Каоло хмуро заявляет, что он понятия не имеет ни о каких зверствах. Вдруг какой-то сержант, один из подчиненных Сарро, командовавший в последние месяцы чернокожими солдатами форта Базоко, просит слова.
— Вы желаете что-либо заявить суду? — обращается к нему судья.
Сержант кивает.
— Ваше имя?
— Бруаль!
Взгляды всех присутствующих в зале прикованы к этому человеку, арестованному совсем недавно на основании свидетельских показаний одного офицера из Руби-Уэле.
На вопрос, случались ли в его районе происшествия, аналогичные тем, о которых сообщают из некоторых районов, он твердо отвечает:
— Да, конечно!
— Что это были за происшествия?
— Ну, все то же, в общем! Отрубали руки, сжигали, и все такое!
— И где же это все, по-вашему, было?
— В Каоло!
— Так, значит, в Каоло отрубали руки? Неграм?
— Да, я делал это!
— Вы хотите, вероятно, сказать — ваши солдаты?
— Нет, именно я сам! А капитасы, само собой, тоже не терялись! Иногда такое начиналось — это когда им удавалось дорваться до баб! Но и я от них не отставал!
Некоторое замешательство за судейским столом. Наконец председатель спрашивает:
— Вы что же, давали своим солдатам такие приказы?
— Какие получал, такие и давал!
— Кто давал вам эти приказы?
Бруаль указывает на Сарро. Тот в бешенстве вскакивает. Но судья призывает его к порядку и продолжает допрос:
— Вы точно знаете, что эти приказы исходили только от него?
— Да уж ясное дело, от кого же еще?
— Желаете ли еще что-либо сообщить суду?
— По правде говоря, — Бруаль уже освоился с обстановкой и говорит громко, — сначала был другой начальник, но приказы были все те же! Вот тот лейтенант знает! Он тоже был у него в подчинении!
— Ваш первый начальник был бельгиец?
— Да, он был капитан!
— Как его имя?
— Капитан Лотэр.
Представители компании переглядываются.
— Минуточку, прошу…
Барон Ниско спасает положение. Он лишает Бруаля слова и объявляет, что полученных в ходе судебного разбирательства сведений вполне достаточно для дальнейшего ведения дела. Верховный суд государства Конго, учтя предложение господина генерал-губернатора, пошлет нескольких чиновников в соответствующие районы, чтобы на месте проверить правдивость свидетельских показаний.
После этого очередное заседание уже в четвертый раз откладывается на неопределенный срок.
В первых числах января происходит нечто совсем уж неожиданное: лейтенант Лакруа, бывший комендант форта Мобека, которого конголезские власти тщетно разыскивали все это время, вдруг объявился в столице Бельгии и отдался в руки закона. И до отправки под стражей обратно в Бому он успевает обвинить своего бывшего начальника Лотэра, и двух комиссаров округа в столь тяжких злодеяниях, что барон Ниско, узнав об этом, предпочитает отравить его в пути испорченными мясными консервами; вскоре после прибытия в Бому, за четыре дня до возобновления процесса, он умирает в тюремной камере.