Вернемся на правый берег Апруаги, затененный вековыми деревьями, под которыми беглые каторжники предавались людоедскому пиршеству.
— Но, — воскликнул с ужасом Шоколад, — то, что вы мне предлагаете, ведь это — человеческое мясо!
— Ну и что из того, — отвечал своим пронзительным голосом Луш. — Нотариус ведь протянул ноги, а мы подыхали с голоду… Мертвые должны послужить на пользу живым.
— Луш прав, — восклицали остальные с набитыми ртами.
Но, увидев, что араб и мартиникиец с отвращением отбросили куски, которые они ели, Красный цинично заметил:
— Гляди-ка! Арабишка и Немытый что-то кочевряжатся… Ну и ладно, нам больше достанется.
— Но скажите мне, — произнес с видимым усилием Шоколад, — что вы его, по крайней мере, не убили.
— Говорят тебе, что его пришиб электрический угорь. Насилу вытащили тело из воды. И потом, мы были зверски голодны.
— Глупости! — перебил Луш, который, чувствуя поддержку Геркулеса, испытывал злобную радость, дразня Шоколада. — А если это и не угорь вовсе заставил его откинуть копыта, что бы ты сделал, скажи-ка на милость?
— Я предпочел бы вернуться туда, откуда сбежал, снова таскать цепь с ядром и есть одни гнилые овощи до скончания века, чем оставаться с вами еще хоть один миг.
Луш разразился смехом, напоминавшим скрежет пилы.
— Гляди-ка, ты бубнишь не хуже любого кюре…[60] Тебе и надо было стать попом, а не жениться, чтобы потом пришибить свою бабу.
При этих гнусных словах Шоколад страшно побледнел и хрипло вскрикнул. Одним тигриным прыжком он кинулся на старого каторжника, согнул его как тростинку и бросил на землю, желая размозжить ему череп ударом ноги.
— На помощь!.. — заорал бандит. — На помощь, зарежьте его, как свинью!
Геркулес, кинувшийся было на защиту своего сообщника, упал, сраженный могучим ударом кулака. Красный и Кривой не осмеливались ступить и шагу. С бывшим скоморохом было бы покончено, но что-то вдруг сломалось в душе Винкельмана. Он оставил хрипящего Луша, резко поднялся и жалобно вскрикнул:
— Нет! Нет! Хватит и одного убийства.
Главарь людоедов, освободившись от железной хватки, жадно глотал воздух, в то время как едва живой Геркулес с трудом подымался на ноги.
— У тебя тяжелая рука, приятель, — пробормотал Луш. — Давай помиримся… Стоит ли портить кровь друг другу… Останемся друзьями, ладно? Нам еще придется потрудиться, чтобы стать свободными, и нас так немного.
А на ухо Геркулесу негодяй шепнул:
— Вот штучка, от которой надо отделаться при первой возможности.
Геркулес одобрительно подмигнул в ответ, в то время как Шоколад молча отошел в сторону и сел на траву, обхватив голову руками.
Через полчаса компания каторжников тронулась в путь, завернув в окровавленную одежду несчастного остатки мяса для следующего обеда.
Шоколад, Мабуль и Жан-Жан замыкали шествие метрах в двадцати позади. Бедняги, искренне возмущенные происшедшим, хотели как можно скорее покинуть своих ужасных спутников и тихо совещались с Шоколадом, которому они полностью доверяли.
— Надо уходить от них, товарищ, — говорил араб своим гортанным голосом. — Геркулес тебя убьет. Луш ему приказал, а я подслушал это.
— Ай, ай! — воскликнул чернокожий. — Нам надо уходить к Кайенне. Они нас убивать и съедать, как того!
— Держитесь, ребята, не трусьте! — сказал Шоколад, к которому, несмотря на мучительный голод, вернулась вся его энергия. — Раз вы со мной, я вас спасу. Мы вместе пойдем до Ойяпока, втроем нам тяжело пришлось бы. Там мы потихоньку с ними распростимся. А чтобы меня зарезали, как цыпленка, так это еще поглядим, кто кого. Прежде всего, не будем засыпать все вместе. Один всегда должен быть начеку, пока двое других спят. У нас два мачете, у них тоже, значит, силы равны. Да я еще вырежу себе хорошую дубинку, с которой мне и четверо не страшны. Итак, на этом и порешим?
— Да, да! Твоя командир, моя всегда идти с тобой! — вскричал араб.
— А я куда пойду? С тобой! Моя быть храбрее тигр, вернее собаки, — сказал мартиникиец.
— Ну что ж, друзья, в добрый час! Не робейте, мы доберемся до Бразилии и сможем честно зарабатывать себе на жизнь.