А ведь он еще должен был находить время на воспитание своих детей, чтобы из них не выросли белые дикари. Бывали и другие неожиданные происшествия, как мы недавно видели при набеге каторжников, и увидим вскоре опять. Все это влекло за собой массу трудов, огорчений и переживаний.
…Миновало около двух с половиной месяцев с того дня, как Шарль так успешно отстоял свое жилище от каторжников-грабителей. Он только что расстался с молчаливыми индейцами, уплывшими на лодке, как мысли его вдруг обратились к Шоколаду и двум его сотоварищам, которых Шарль не видел со времени происшествия на поляне. От своих рабочих он знал, что все трое здоровы и хорошо трудятся. И уже с удовольствием думал о времени, когда этих людей можно будет переселить на усадьбу и причислить к остальным рабочим, жившим здесь.
Поразмыслив над тем, что даже в условиях каторги эти люди сумели не поддаться тамошнему моральному разложению, а теперь усердно трудились, не покидая своего места, как им было приказано, Шарль решил их простить. Не разделяя иллюзий оптимистов, видящих в каторжниках только «заблудших братьев», не ведавших доброго примера, молодой человек тем не менее считал, что некоторые из них стали преступниками по воле случая. Отчего же работой и раскаянием не искупить им свою вину, чтобы снова достойно вернуться в общество?
Шарлю уже приходилось видеть такое возрождение. Разве бывший фальшивомонетчик Гонде, став доверенным его отца, двадцатью годами безупречной жизни не искупил преступление, приведшее его на каторгу? Вот и сейчас — можно было надеяться, что духовное возрождение каторжников совершилось и они уже не свернут с доброго пути.
Но тут Шарль не смог сдержать возгласа изумления и разочарования при виде высокого мужчины — тот шел к нему, тяжело ступая, низко опустив голову. С видом крайнего замешательства подошедший снял шляпу, несмотря на палящее солнце. Это был Шоколад.
— Наденьте шляпу, — резко сказал ему Шарль, — вы рискуете получить солнечный удар.
Затем, со строгостью, скорее напускной, чем настоящей, молодой человек спросил:
— Чего вы хотите? Зачем явились сюда без моего разрешения?
Гигант побледнел, задрожал, как нашаливший ребенок, и стал несвязно бормотать извинения. Шарль, увидев волнение бедняги, успокоил его. Конечно, только важная причина побудила того нарушить запрет.
— Ну, дружок, — сказал он более мягко, — объясните же, в чем дело.
Обычно, когда каторжнику случается говорить со свободным человеком, он говорит излишне долго, вычурно и витиевато, как будто доказывая самому себе, что он еще не разучился красиво изъясняться даже на каторге. Молодой человек, которому уже приходилось беседовать с подобными людьми, знал эту особенность и поэтому чрезвычайно оценил краткую речь Шоколада.
— Вы сказали, господин, — произнес Шоколад своим глухим, как бы сдавленным голосом, — что в случае серьезной опасности или болезни один из нас может прийти сюда — известить об этом. Вот я и пришел.
— Опасность, вы говорите? Но какая же?
— Я, право, не знаю, господин. Но вот уже неделя, как нас каждую ночь обкрадывают…
— Ну, говорите же, я вас слушаю.
— Воры объявились, видите ли! Помните, вы нас троих застали в такой плохой компании? А вдруг это они воротились?..
— Это совершенно невозможно…
— Конечно, вам видней. Да только у нас происходят странные вещи. Вы, по доброте своей, прислали нам свиней, овец и птицу. Дела на скотном дворе шли на лад, наш араб в этом понимает. И вдруг неделю назад, утром, мы видим, что изгородь разломана и одной свиньи недостает. Назавтра — другой нет, через день — третьей. А потом овцы пропали. Теперь у нас только птица осталась.
— И вам не удалось поймать вора?
— Мы караулили, да без толку. И что самое странное, мы не обнаружили никаких следов. Мы уже было подумали на ягуара, но в округе их нет, это точно.
— Странно все же! Может, вы не заметили следов? Но я пошлю с вами двух индейцев. В лесу для них тайн нет, я уверен, что они что-нибудь обнаружат.
— Ну а если, господин, это какие-нибудь бродяги… Они так заметают следы, что даже индейцев могут провести. Я в свое время жил подолгу в лесах вместе с краснокожими и кое-чему у них научился, а все-таки совсем ничего не заметил.
— Ладно, сделаем еще лучше, — решил Шарль. — Я сам с вами отправлюсь, вместе с индейцами, и возьму еще нескольких негров. Вы пока отдохните, ступайте в хижину, вас там накормят, а завтра с утра поедем.
— Осмелюсь попросить вас, господин, разрешить мне сейчас же вернуться назад. Мои бедные друзья ночью без меня со страху помрут.