Но это еще не все. Три товарища вырыли под полками ямки, где время от времени разводили небольшой огонь, который изгонял остатки влаги и довершал приготовление материала. Эти добавочные усилия, хоть они и казались излишними, повышали цену за один килограмм каучука на целый франк.
— Прекрасно, друзья мои, прекрасно! — сказал Шарль, не скрывая своего одобрения. — Каждый из вас получит по тысяче франков сверх условленной платы.
— Тысяча франков! — радостно воскликнул араб. — Тысяча франков серебром?
— Да, наличными, если пожелаешь, дружок. А для чего тебе столько денег? Тут их не на что тратить.
— Моя ехать назад, Алжир. Потом покупать лошади, мулы, кормить моя старая мать, мукэр (жену) и дети…
— Но ты же, бедняга, не можешь вернуться в Алжир, тебя снова вышлют в Кайенну.
— О, я знаю это. Но если я хорошо работать, ты попросишь президента республики меня помиловать.
— Конечно, я так и сделаю!.. Но разве ты уже хочешь со мной расстаться? Подумай, ведь здесь ты быстро разбогатеешь, а там тебе придется влачить жалкое существование.
— Господин прав. Но старая мать, жена, дети!
— Кто же мешает тебе вызвать их сюда? Они станут членами нашей семьи. Я могу им написать, когда ты захочешь, хоть прямо сейчас.
— О, господин! — воскликнул бедняга, не веря своему счастью. — Если так, я оставаться с тобой вся моя жизнь и верно служить тебе.
— Решено, ты здесь станешь основателем алжирской колонии. Ну а ты, приятель, — обратился Шарль к мартиникийцу, который что-то усердно и безуспешно считал на пальцах.
— Моя не может сосчитать все, господин, денег много.
— Не бойся, я за тебя посчитаю. Ты тоже хотел бы вернуться домой?
— Моя не так глупый. Я останусь здесь, с домом господина. На Мартинике негр голодает, а здесь я буду богатый, как помещик.
— А тебе не скучно будет жить одному, без семьи?
— Моя знать в Кайенна одна добрая негритянка, если хозяин разрешать ей приехать, моя будет доволен, как негры у себя в стране и все негры в Кайенне и Мартинике.
— Хорошо, приятель! В следующий раз мы привезем из Кайенны твою негритянку, и я похлопочу о твоем помиловании. А теперь, дети мои, хватит разговоров. Пойдем завтракать, а потом отвезем каучук на склад. Что же касается вас, — обратился Шарль к Шоколаду, — я позже поделюсь с вами моими планами.
— К вашим услугам, — просто отвечал Шоколад своим глухим и всегда печальным голосом.
Каучук погрузили в лодку сразу же после скромной совместной трапезы. Нагруженное до краев суденышко отправилось в обратный путь вместе с экипажем наиболее сильных гребцов. Так как ме́ста для всех не хватило и на реке было слишком знойно, Шарль решил возвращаться домой посуху. Араб и мартиникиец оставались на участке, а молодой француз отправился в путь вместе с индейцем Пиражибой. Шоколад уехал на лодке вместе с остальными. На следующий день он должен был вернуться на участок с запасом провизии и доставить в усадьбу оставшийся на берегу каучук.
Обе группы расстались около девяти часов утра. Само собою, лодка, хотя и тяжело нагруженная, прибыла первой. Как только это стало известно, из дома сейчас же явились жена и дети Робена вместе с красивой негритянкой, вокруг которой вился веселый рой курчавых негритят с лоснившейся кожей, и с ними высокий негр, опрятно одетый в хлопчатую блузу и белые штаны. На голове — соломенная шляпа, в зубах — сигара. Он держался с большим достоинством. Ломи, названый брат Шарля, был одним из сыновей старого Ангоссо, верного друга Робена-отца, делившего с ним горе и радость. Счастливый супруг негритянки Ажеды и не менее счастливый отец, Ангоссо прекрасно выглядел среди всех этих хорошеньких негритят, которые воспитывались вместе с детьми хозяина на правах братьев.
Невозможно представить себе зрелище более привлекательное, чем эта группа. Прелестная жена серингейро, блондинка с бело-розовой кожей, в изящном голубом платье, дружески оперлась на руку рослой негритянки. Та была по-своему великолепна в ярком мадрасском платке[75], затканном золотом, и в пестрой «камизе»[76], которая развевалась, как яркие перья попугая ара. А обнимающиеся дети? Им были совершенно неведомы все сословные и расовые различия, они любили друг друга от всего сердца, и цвет собственной кожи интересовал их не больше, чем колибри[77] заботят переливы оперения, а мотыльков — расцветка крыльев. И наконец, что может быть трогательнее, чем эта нежность, с которой обе женщины глядели на шумный рой детей? Их глубокой материнской любви хватало на всех ребятишек — и на своих, и на чужих. Что же касается Ломи, то у него просто ум за разум заходил от счастья, когда все эти черные и белые малыши носились вокруг, называя его попросту «папаша Ломи».
75
Мадрасский платок — платок, изготовленный в южно-индийском городе Мадрасе, славящемся своими текстильными изделиями.
77
Колибри — быстролетные крошечные птички (вес от 1,6 до 20 г) с ярким блестящим оперением («летающие драгоценности»). Питаются нектаром цветов. В Америке их более 300 видов.