— Шаутер был у губернатора и привез нам новости!
Все умолкают. Шаутер откусывает конец сигары, выплевывает его и кивает.
— Правительство хочет заставить нас разводить каучуковые деревья.
На несколько минут воцаряется тишина. Затем взрыв всеобщего возмущения.
— Что ты там болтаешь?
— Заставить?
— Правительство? Нас? Каучук? Черта с два!
— А с тобой не пошутили?
— Апи! — кричит Шаутер.
Малаец, сидящий в сторонке с тлеющем фитилем в руках, вскакивает и подает ему огонь.
Шаутер выпускает изо рта мощную струю синего дыма, застилающего весь стол.
— Заставить — это надо понимать так, что губернатор поддерживает того дурака, который закладывает плантацию на Ист-Ривере, — объясняет он.
— Того самого, о котором ты уже рассказывал?
— Торговца каучуком?
— Который вкладывает такие колоссальные деньги в свое дело? Не Даллье ли его имя?
— Он самый, — роняет Шаутер.
Мужчины переглядываются.
— Все остальное яснее ясного, — продолжает Шаутер, повысив голос. — Губернатор не сказал этого прямо, но из его слов было абсолютно ясно, что правительство намерено разводить каучуконосы повсюду в колонии, а для этого ему нужны мы!
— Одну минуту! — перебивает его Робертс. — Я, кажется, слышал, что в Пераке они уже начали это дело на нескольких плантациях.
Шаутер рычит:
— Здесь им это так просто не удастся.
Все хмуро потягивают сигары и сидят, молча уставившись в пространство.
— План-то сам по себе не нов, — произносит наконец Гопкинс.
Он пытается сказать еще что-то, но замолкает, заметив появившуюся в дверях миссис Робертс. На ней платье в красную и синюю полоску, придающее ей сходство с попугаем. Она любезно здоровается с Шаутером, который против обыкновения даже привстал со своего места, а затем обращается ко всем присутствующим:
— Стол накрыт. Надеюсь, беседа не настолько увлекательна, что гости забыли о еде?
Мужчины поднимаются, бросают недокуренные сигары и следуют за миссис Робертс в гостиную, где сидят супруга ван Ромелаара и миссис Паркер с двумя дочерьми.
На шее у голландки висит цепочка с оправленным серебром капским алмазом темной воды. Она улыбается молодому Брауну. Компания рассаживается за большим столом посреди гостиной. Девицы Паркер перешептываются и хихикают. Мужчины, по всей видимости, чем-то расстроены и не уделяют должного внимания первому блюду — черепашьему супу с печеным рисом. Потом две девушки-малайки подают на подносах жаркое из агути с луком и красным перцем. Разговор за столом не клеится. Голландка с кислой миной разглядывает свой алмаз. Миссис Робертс подталкивает мужа и что-то шепчет ему. У того делается испуганное лицо.
— Тост? Да что ты, Винни! Произнеси его сама!
Постепенно настроение все же улучшается. Во время десерта, на который подали ананасы и плоды манго, Шаутер вдруг хватается за свою седую, щетинистую голову и, подергав себя за ус, смущенно ворчит:
— Ах ты черт! Я, кажется, забыл тебя поздравить, Бен?
Окна комнаты дрожат от оглушительного хохота.
— Подарков не надо! — кричит развеселившийся Паркер. — Он строго-настрого запретил их, а то бы я привез ему крокодила!
Робертс бьет кулаком по столу.
— Ваши рюмки!
Малайки приносят несколько бутылок темно-красной мадеры. Все встают и поднимают бокалы за здоровье хозяина дома. На некоторое время снова устанавливается непринужденная обстановка, господствовавшая до приезда Шаутера. И в конце концов Бенджамен Робертс все же произносит тост, причем, к всеобщему удивлению, даже ни разу не запинается.
Встав из-за стола, мужчины опять уходят на веранду. Служанка несет за ними бутылки и бокалы и ставит их на стол. Развалившись в плетеных креслах, гости тянутся к ящичку с бразильскими сигарами.
— Апи! Эй, Апи!
Слуга обходит всех с зажженным фитилем. По веранде расплываются облака дыма. Робертс бросает девушке:
— Закрой-ка дверь!
Все молча курят. Никто не дотрагивается до бокалов с вином.
— Судя по тому, что мы до сих пор слышали, — заводит наконец разговор Робертс, — правительство собирается отобрать у бразильцев монополию на каучук.
— Бесспорно, — произносит Гопкинс. Паркер прибавляет:
— Это, пожалуй, не такое уж легкое дело!
— Но идея-то недурна, — продолжает Робертс. — Подумать ведь страшно, какие деньги Бразилия загребает за каучук в последние годы! Как ты считаешь, Шаутер?
Старик гневно трясет головой.
— Да сколько бы ни получала! Не подходит нам все это! Все мы стали друзьями здесь, в колонии. Ты продаешь чай, Гопкинс и Паркер — тоже, Ромелаар главным образом пряности, Браун сахар, а я — all right — я развожу кофе…
После небольшой паузы он продолжает:
— Все мы до сих пор получали неплохую прибыль, то есть у нас тут тоже нечто вроде монополии. Наша продукция уже десятки лет славится на мировом рынке, мы даем хороший товар, можем поспорить с Бразилией и Нигерией, у нас, можно сказать, налаженное производство. Да, да! Не говоря уже о том, что было бы нелепо сейчас, когда дело начинает окупаться, взваливать на себя новые расходы, корчевать новые участки, обучать новых рабочих, строить и, наконец, сажать деревья, о которых одному дьяволу известно, будут ли они давать каучук в нашем климате, но зато доподлинно известно — я навел точные справки, — что доход они начнут приносить в лучшем случае через семь лет…
— Подождите! — обрывает он кого-то. — Не говоря и о том, что некоторые ученые вообще сомневаются, выдержит ли каучук с плантаций конкуренцию с бразильским. Я читал… О чем я? Да! Так вот, даже не говоря обо всем этом, в этом деле есть еще одна загвоздка, — а что, если правительству придет в голову продлить наши арендные договоры только на том условии, что мы будем разводить каучуковые деревья? Ведь не первый раз нас пытаются оседлать!
— Верно! — восклицает ван Ромелаар.
— Да и почему бы им не поднести нам такой подарочек? Тогда прощай наша самостоятельность! А этот — с Ист-Ривера, — продолжает Шаутер, — я видел его сегодня у губернатора! Этот кретин…
Робертс перебивает его:
— Не понимаю тебя! Что нам бояться одного?
— Могу тебе пояснить! Пока что он один, но он ищет компаньонов, как и мы искали их в свое время, а это значит, что он рыщет по колонии и забрасывает удочки — не клюнет ли кто-нибудь на его каучук? И хотя этот болван угрохал в свою затею бешеные деньги, ему все равно не найти покупателей, если их не найдет для него администрация колонии.
— Администрация?
— Да! Если каучуковые плантации начнут закладывать по всей колонии, то найдутся и покупатели на них. Тогда уже это будет не единственное предприятие такого рода, тогда каучук станут добывать в огромном количестве — и вот тогда-то можно будет бросить вызов Бразилии!
— Верно! — повторяет ван Ромелаар.
Шаутер говорит, скрипя зубами:
— Потому-то этот тип и подбирает среди нас компаньонов. Да, да, именно компаньонов! Допустим на минуту, что дело у него пойдет на лад и он действительно наживется на своем каучуке. Должно это подействовать на других? Ведь это же будет наглядный пример! И стоит ему найти одного пособника, как немедленно объявятся новые, и тогда в их лице у правительства будет прочная опора, тогда оно сможет действовать против нас куда смелее, тогда и произойдет то, о чем я уже говорил, — на здешних плантаторов наденут каучуковое ярмо!
Он обращается к Робертсу.
— Вот почему этот осел так угоден правительству! И потому-то, Бен, он опасен для нас!
— Ты так думаешь? — все еще сомневается Паркер.
— Еще бы! Правительству с нами не справиться! Если мы не примем на свои плантации ни одного каучукового дерева, то их планы так и останутся планами! Ведь не думаете же вы, что у губернатора есть время самому возиться с каждым из нас?
— Гм, понимаю, — произносит Робертс.
В разговор вмешивается Гопкинс.
— Конечно! Потому губернатор его и поддерживает!
— Черт возьми этих жалких фантазеров! — кричит в ярости Шаутер.
— Но что поделаешь? — говорит ван Ромелаар. — Я голландец. И меня только терпят в этой колонии. Я не могу портить отношения с властями.