Браун оживляется.
— Знаете, к чему я вам все это рассказываю? Любое предприятие такого рода, в том числе и ваше и мое, неминуемо столкнется с трудностями. Ведь вам известно отношение большинства плантаторов! Уж лучше выложить карты на стол и открыто поддерживать друг друга, сделавшись, так сказать, партнерами.
— Это ваша точка зрения?
— Это мое твердое решение.
— А как же ваши друзья?
— Вы преувеличиваете. Из них всех лишь Гопкинса и Паркера я могу назвать своими хорошими знакомыми, и только…
И добавляет:
— Не подумайте, пожалуйста, что кто-нибудь может давать мне указания.
— А мистер Шаутер?
На лице у Брауна появляется недовольное выражение.
— Сэр! Я приехал к вам, чтобы обсудить дело по существу. Конечно, я не могу требовать, чтобы вы приняли мое предложение. Но тогда прошу вас сказать мне это прямо и без проволочек!
Даллье словно только и ждал этих слов.
— Прекрасно, сэр. Должен вам сказать, что я очень рад, тем более что ваш визит свидетельствует об известном доверии ко мне, так как мы еще не знаем друг друга. Что же касается вашего предложения, то я считаю его вполне приемлемым! И я сейчас докажу это, познакомив вас с одним господином. Не знаю, случайность это или нет, но он приехал ко мне сегодня с такими же приблизительно намерениями, как и вы. Наш разговор с ним еще не закончен… Разрешите проводить вас туда?
Пройдя по коридору, они попадают в комнату управляющего.
У окна, закинув ногу за ногу, развалился в кресле Джонсон. Он беседует с одетым в европейское платье китайцем, который сидит у курительного столика.
— Мистер Тао Чжай-юань, — представляет Даллье.
Он усаживает обоих посетителей друг против друга и располагается в кресле.
— Мистер Тао Чжай-юань прекрасно владеет английским языком. Так что нашей беседе ничто не помешает.
Он поворачивается к китайцу.
— Мистер Браун только что сделал мне предложение, аналогичное вашему. Может быть, мы заключим тройственный союз?
Китаец переводит на Брауна взгляд черных раскосых глаз, улыбается и пожимает плечами.
— С удовольствием.
— Вы еще не высказали до конца своей точки зрения.
— Она чрезвычайно проста. Я предлагаю, чтобы господин Даллье и господин Браун посадили вдвое больше каучуковых деревьев, чем предполагали прежде. С момента появления всходов до первого урожая я беру на себя все расходы.
Браун быстро говорит:
— Меня это не устраивает. Я не ищу компаньонов. У меня есть плантация, я могу немедленно приступить к севу и только хотел заключить с вами, мистер Даллье, нечто вроде договора о взаимной помощи, вот и все.
Даллье добавляет:
— Я тоже не вижу причин соглашаться. Уж если я расчищу участок в лесу, разобью на нем плантацию со всеми постройками, получу семена, посею их и дождусь всходов, то дальше я уже ничем не рискую! Ваше предложение, господин Тао, кажется мне столь же невыгодным, как и мистеру Брауну.
Он смотрит китайцу прямо в глаза.
— Да и вообще! Разве мы не исходили из того, что сначала каждый будет развивать свое собственное дело?
— Я передумал.
Даллье обменивается взглядом с Брауном.
— У меня есть другое предложение, — говорит китаец. — Я помогу вам разбить плантацию и немедленно приму участие в расходах, взяв на себя, скажем, шестьдесят процентов.
— Я вас не понимаю, — произносит озадаченный Даллье. Потом он спрашивает Джонсона:
— Вы слышали?
Управляющий равнодушно кивает.
— Пусть убирается восвояси, сэр!
Тао Чжай-юань словно не слышит этих слов. Он снова смотрит на Брауна и обращается к нему любезным тоном:
— Быть может, мистер Браун все же подумает?
— То вы хотели, чтобы вам все принесли на блюдечке, а теперь вдруг…
— Да это что в лоб, что по лбу! — перебивает его Даллье. — Вы норовите по дешевке прибрать к рукам либо прибыль, либо всю плантацию, мистер Тао! Шестьдесят процентов — это значит, что вы стали бы старшим компаньоном. Уж проще прямо подарить вам шестьдесят процентов плантации, чем уступать их за бесценок.
— Как вам угодно, сэр. В таком случае я заложу здесь, на Малакке, свою собственную плантацию. А теперь позвольте мне проститься с вами, мистер Даллье и мистер Браун!
Тао Чжай-юань с непроницаемым выражением подает им руку. Джонсон провожает его к экипажу.
— Нет, в самом деле, сэр! — восклицает Браун, оставшись наедине с хозяином за низким столом. — Неужели вы всерьез думали принять в дело этого господина?
Даллье сердито машет руками.
— Ничего подобного! Да я его сегодня впервые увидел! Сначала он все рассуждал насчет того, что при создании плантации нам нужно оказывать друг другу, так сказать, моральную помощь, и эта мысль казалась мне вполне разумной.
— Но как же… мы, англичане, и этот желтокожий?
— Он ловкий делец, вы это сами видели. И у него есть деньги! Неужели вы стали бы придавать значение предрассудкам?
— Гм! Может, вы и правы.
Возвращается Джонсон, валится с хохотом в кресло, стоящее у письменного стола, и изрекает:
— Вот если бы у него на роже было написано, каково сейчас у него на сердце!
— Давайте лучше обсудим, что нам нужно предпринять в первую очередь, — говорит Даллье, подумав. — Как ваше мнение, мистер Браун, не удастся ли нам облегчить трудности, действуя сообща? Скажем, на каучуковой плантации должна быть фабрика с машинами и рабочими. Значит, нам с вами пришлось бы строить отдельные фабрики, покупать каждому свои машины, обучать своих рабочих — в общем, нести двойные расходы! Понимаете?
— Гм…
— Вывозить каучук мы оба можем только одним путем — по реке. Значит, вам пришлось бы окольными дорогами доставлять свой каучук на берег.
— Верно.
— Это повлечет для вас значительно большие расходы, чем если бы вы могли перевозить латекс по моей земле. Отсюда до реки каких-нибудь четыреста метров, а пристань я все равно буду строить.
Он смотрит на Брауна.
— Думается мне, что нам обоим вполне хватило бы одной фабрики, и выстроить ее нужно здесь, на моем участке! Расходы поделим пополам. Одна фабрика, одно оборудование, рабочие и транспорт — все только один раз! Понимаете?
— Собственно говоря, предложение отличное.
— Вас еще что-то смущает?
— Нет. Но, видите ли, все это нужно хорошенько обдумать.
Браун улыбается.
— Знакомство с вами, видимо, пойдет мне на пользу. Мысли такие у меня появились уже давно, но идти к вам я решился только вчера. Я, пожалуй, приехал бы к вам и раньше, только не хотелось делать большой крюк через все эти деревни на берегу реки. А вчера я узнал о новой дороге, которую вы проложили в джунглях. Вот и отправился в путь.
Взглянув на часы, он говорит:
— Мне хочется выбраться на тракт до наступления темноты. Через несколько дней я снова заеду к вам и сообщу свое окончательное решение. Тогда можно будет обсудить детали.
— Только имейте в виду, что через две недели я возвращаюсь в Лондон, — замечает Даллье, и оба поднимаются.
Джонсон выходит вслед за ними из дома. Ревущие, увязающие в земле быки в это время волокут через прогалину огромное бревно. Браун провожает взглядом погонщиков, размахивающих бамбуковыми палками, потом поворачивается в ту сторону, где в отдалении видны полуголые люди, отвоевывающие участок за участком у джунглей.
— Я просто поражаюсь, сэр! Как только вам удалось набрать в короткий срок так много рабочих?
Джонсон объясняет:
— Тут немало индусов, покинувших свою родину. Часть из них мои вербовщики привезли с далекого севера.
— И много их?
— Нам все еще не хватает людей!
Мимо них какой-то индиец несет к опушке леса связку топоров.
Его тело блестит от жира, дурной запах которого должен отгонять москитов. Джонсон кричит на него:
— Не смей подходить близко, вонючая собака! Обалдел, что ли?
Рабочий пытается уступить им дорогу и, споткнувшись, роняет топоры.
— Да не ушибся ли ты, бедняжка?
Браун ухмыляется, губы Даллье тоже расплываются в улыбке.
Так, улыбаясь, они идут дальше.