Даллье согласен с ним.
Хукер тоже присоединяется к точке зрения Ридли. Он делает еще несколько замечаний по поводу мер, которые в свое время были приняты правительством в целях создания единой, четкой, взаимосвязанной системы управления экономикой в колониях, мер, которые, на его взгляд, совершенно недостаточны.
Потом, поворачиваясь к Даллье, заключает:
— Короче говоря, дело обстоит следующим образом: сэр Уолтер Ридли намечен на пост директора Сингапурского ботанического сада. Он возглавил борьбу за осуществление наших планов в колонии и сделает все, что забыли или не сумели сделать до сих пор. Он свяжется с сэром Генри Викхэмом, чтобы использовать в Сингапуре опыт, полученный в Хенератгоде. Он будет считать внедрение бразильской гевеи своей главной задачей, и я могу заверить вас, что знания и опыт сэра Уолтера произведут должное впечатление даже на такого самоуверенного человека, как сэр Ирвин Хервест.
— А когда это произойдет? — спрашивает Даллье.
— По некоторым причинам точная дата назначения еще не известна, — отвечает Хукер вместо Ридли.
Ридли говорит:
— Так, значит, я смогу приветствовать вас в Сингапуре?
— Да! — решается Даллье после недолгого раздумья. — Теперь я знаю, что мне делать!
Когда Уолтер Ридли в 1889 году принял руководство Сингапурским ботаническим садом, он обнаружил там совершенно запущенный участок и около тысячи гевей, давно уже созревших для добычи латекса, которыми не интересовалась ни одна живая душа. Он немедленно организовал подсочку этих деревьев, а через несколько месяцев продемонстрировал на Сингапурской сельскохозяйственной выставке первые образцы своего каучука под наименованием «плантационный каучук». Представители промышленности забраковали образцы, утверждая, что плантационный каучук ниже качеством, чем бразильский «пара хард файн». Тем не менее Ридли начал рассылать семена и саженцы бразильской гевеи администрации всех провинций колонии: он отлично видел бурный рост спроса на каучук со стороны еще молодой шинной промышленности Европы и Америки и предвидел момент, когда истощенные хищнической эксплуатацией леса Бразилии перестанут удовлетворять этот спрос. Он расширил участок, отведенный под гевею в ботаническом саду, и посадил новые деревья, чтобы увеличить семенной фонд и обеспечить добычу каучука во всех областях Британской Малайи, когда наступит ожидаемый период нехватки этого сырья.
20
Душный, напоенный ароматом цветов воздух вливается в окна бунгало. Комната мягко освещена косыми лучами заходящего солнца. Полосатые — словно шкура тигра — осы ползают по краю ведра со льдом, стоящего на полу возле стола. Двое мужчин потягивают длинные, с соломенным мундштуком сигареты, молча уставившись в пространство.
Восемь лет прошло с того дня, когда они познакомились в Ботаническом институте в Кью, в кабинете Джозефа Хукера.
Многое произошло за эти восемь лет.
Англия оккупировала Египет, заняла обширные территории в верхнем течении Нила, аннексировала Верхнюю Бирму, захватила Нигерию и продолжает держать в колониальном ярме великое множество разных народов при помощи оружия и водки, кредитов и эпидемий, фальшивых договоров и финансовых махинаций.
Уолтер Ридли был свидетелем позора, которым покрыло себя три года назад британское оружие на Черном континенте.
Победа буров, восстание Араби-паши, восстание махдистов, разгром корпуса генерала Гордона в Судане — все это вызвало в палате общин такое недовольство, что Уильям Юарт Гладстон, который в течение пяти лет руководил наглой и непоследовательной внешней политикой Англии, стал жертвой своей собственной парламентской реформы и во время несущественных дебатов о налоге на спиртные напитки был вынужден уступить свой пост маркизу Солсбери.
Итак, судьбы Британии теперь в руках преемника Бенджамина Дизраэли, который на посту руководителя консервативной партии с большим искусством умеет увязать свою внешнюю политику с интересами английской экономики, торговли и борьбы за колонии. За несколько лет английский банковский капитал поставил под свой контроль большую часть международных финансовых операций.
Из «всемирной фабрики» Великобритания превращается в «государство-рантье».
А в промышленности Европы и Америки один из видов сырья дал толчок многочисленным сделкам, техническим изобретениям, созданию новых компаний и предприятий. По своему значению оно стало приближаться к железу и углю. Это был каучук!
Ридли обращается к своему собеседнику:
— Значит, дела у вас идут на лад?
Джордж Даллье кивает. В волосах у него пробивается седина, но выражение глаз, окруженных веером мелких морщинок, все такое же твердое и бесстрастное, как и прежде.
— Я восстановил свою плантацию. И насколько я могу судить, сэр, вы тоже не сидели здесь в Сингапуре сложа руки.
Ридли бросает из окна взгляд на спасенный с таким трудом семеноводческий участок: его деревья и канавы занимают почти две трети всего ботанического сада.
Каких усилий стоило расчистить заросли, которые он застал по прибытии сюда, проредить эту невообразимую путаницу растений, освободить полные млечного сока деревья из цепких объятий лиан, вырвать из коры орхидеи, точно когтями впившиеся в нее своими острыми, хищными корнями, заново выкопать размытые дождем дренажные канавы и проложить по ним трубы!
Работы стоили больше восьми тысяч фунтов. Генри Викхэм, с которым Ридли наладил связь, еще будучи в Лондоне, и с тех пор консультируется по каждому мало-мальски серьезному вопросу, предоставил в распоряжение сингапурских ботаников лучшие силы Цейлонского ботанического института.
Сорок опытных ассистентов участвовали в посадке новых каучуконосов. Более двух миллионов семян гевеи Ридли разослал администрациям шестнадцати провинций колонии. Он переписывался с английским правительством, поддерживал постоянную связь с министерством по делам Индии, не раз навещал резидентов Малакки и Джохора и чуть ли не каждый день бывал у сэра Ирвина Хервеста!
После сельскохозяйственной выставки, на которую в течение шести недель в Сингапур стекались плантаторы изо всех районов архипелага и покупатели со всего света, у Ридли стало немного легче на душе.
Лед тронулся! План, которым ему удалось заново воодушевить губернаторов и чиновников, начал сам работать на себя!
Ежедневно после обеда Ридли, захватив письма и газеты, на два часа удаляется в это бунгало. Сюда он пришел и сегодня, еще до визита Даллье.
— Значит, вы восстановили плантацию — гм, любопытно, — произносит он наконец. — Может быть, это нескромно с моей стороны, но в свое время вы ведь не решались снова браться за это дело? По финансовым соображениям, не так ли?
— Вспомните того китайца, сэр, о котором я вам тогда говорил.
— Господина Тао Чжай-юаня?
— Он приобрел право на часть моих прибылей, другими словами, мы с ним теперь, так сказать, партнеры, — поясняет Даллье и прибавляет самодовольным тоном:
— По-моему, просто глупо считать этих желтых такими хитрыми бестиями! Вовсе не страшно пойти на подобную сделку, если умеешь сохранить при этом руки свободными. Да, вот еще что, вам привет от мистера Брауна. Он собирается вскоре навестить вас.
— Это ваш сосед? Тот, вместе с которым вы построили фабрику? Помню, помню, — медленно произносит Ридли. — Он уже писал мне. Кстати о господине Тао Чжай-юане! Он тоже прислал заявку на семена.
— Неужели он думает заложить еще и собственную плантацию?
— Вероятно.
— А как держится губернатор?
— Сэр Ирвин Хервест обещал мне всяческую поддержку.