— Безусловно, — согласился Менчу. — Но если Второй отряд прямо сейчас проводит обряд экзорцизма, Сэл мы этим не спасем.
— Кроме того, кардиналу Варано важнее прикрыть собственную задницу, чем докопаться до сути, — добавила Грейс.
— Ты прямо говоришь голосом Сэл, — заметил Лиам.
Грейс передернула плечами.
— В общем, — сказал Менчу, — Асанти, ты поговоришь с Варано.
— Слушаюсь, — кивнула Асанти. Поднялась, готовая выйти. Швейцарский гвардеец преградил ей путь. Вид у него был несколько смущенный.
— У меня приказ не выпускать вас из помещения, — заявил он. — Ради вашей же безопасности. В свете недавних событий.
— Чей приказ? — уточнила Асанти.
Гвардеец заколебался.
— Напрямую от Варано? — спросила Асанти.
— Нет.
— То есть мы свободны? — произнесла Асанти вежливо, даже благожелательно. Но в голосе звучала стальная нотка.
— Да, — ответил гвардеец. И сделал шаг в сторону.
Менчу вышел вслед за ней.
— Он со мной, — пояснила Асанти гвардейцу.
— Грейс, — сказал Менчу, — следи за…
Лиам одарил его свирепым взглядом.
— Жди здесь с Лиамом, — поправил себя Менчу. — Асанти, я провожу тебя до выхода. Позвони, когда будут новости.
— И вы мне, святой отец, — откликнулась Асанти.
И они ушли.
Грейс обвела взглядом комнату, потом вновь посмотрела на Лиама.
— Так, к сведению, — сказала она. — Я тебе по-прежнему не доверяю.
— Это пройдет, — успокоил ее Лиам. — Уж я постараюсь.
— И если выяснится, что это ты сдал Сэл, я тебя убью.
— Грейс, если выяснится, что я сдал Сэл, это будет означать, что я тоже одержим. А если это так, я просто забью тебя насмерть.
3
Хилари Сэнсоун поднесла бокал вина к губам и отпила.
Она ждала в своей квартире в центре города — в старинном доме с изысканной лепниной, с панелями на стенах и сложным узором на паркете — таких деталей в нынешних квартирах почти не осталось. Сидела на бархатном диванчике, положив ноги на оттоманку; еще раз пригубила вино и закрыла глаза.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросила она несколько нервно.
— Отец Менчу.
Она с трудом слышала его голос через дверь. Встала, посмотрела в глазок.
— Пожалуйста, откройте. — Эти его слова она прочитала по губам.
Сэнсоун помедлила, на мгновение опустила глаза в пол, а потом сняла цепочку и открыла дверь.
— Здорово вы вляпались, святой отец, — произнесла она.
— Знаю, — ответил он.
— Дверь я вам открыла только потому, что все эти годы мы вроде как понимали друг друга, — по крайней мере, отчасти. Как вы попали в здание?
Менчу указал на свой воротничок.
— Упрощает некоторые вещи.
— Мне следовало бы вызвать полицию, — заметила она.
— Спасибо, что вы пока не сделали этого.
Она продолжила, будто бы не расслышав:
— Вам прекрасно известно, что последние несколько инцидентов в Ватикане связали с терроризмом. У вас в Третьем отряде одни иностранцы. Это вписывается в версию. Сдать вас полиции и газетчикам не составит труда.
— Во мне теплится надежда, что есть определенная причина, по которой вы до сих пор этого не сделали.
Сэнсоун посмотрела на Менчу так, что человек поглупее мог бы принять это за флирт.
— Выпьете вина?
— Не сейчас, благодарю, — ответил он.
— Вот и правильно. Мне и самой не стоило себе наливать.
— На мой взгляд, вы абсолютно трезвы.
— Действует оно не так, как мне бы хотелось, — подтвердила она. — Присядьте.
Он поставил стул напротив дивана. Она села к нему лицом.
— Я не могла не заметить волнения вашей коллеги во время обсуждения случая в Оклахоме, — заметила она.
— Вы имеете в виду Сэл, — уточнил Менчу.
— Да.
— Она обвинила нас всех в том, что чувство самосохранения для нас важнее, чем желание установить истину, — сказал Менчу. — В итоге вся деятельность Братства представилась ей одной большой ложью.
— Как вы на это отреагировали? — поинтересовалась Сэнсоун.
— Надеюсь, что профессионально, — ответил Менчу.
— Однако вы с ней согласны.
— Если бы я был с ней согласен, мне нечего было бы здесь делать, — ответил Менчу. Он сдвинул брови. — Но маленькой — а может, не такой уж и маленькой — частицей души я вижу то же, что видит она.
Он отвернулся от собеседницы. Если она, превозмогая себя, все же согласится с ним, пусть сделает это сама.
Она кивнула.
— Разумеется, я тоже это вижу, — сказала она. — Как может быть иначе? Моя работа — уклоняться, темнить. Напускать туману. Если честно, в этом нет ничего приятного, но это не значит, что я плохо делаю свое дело. А кроме того, я достаточно предана миссии Братства, чтобы использовать в его интересах все свои таланты.