— Очухается как миленький, — пообещал Лиам. — Я отсюда могу регулировать напряжение. И их осталось девять.
Штурмовой отряд вырубил электричество в здании и предпринял вторую попытку.
— И их осталось восемь, — прокомментировал Лиам. — Они правда думали, что я запитываю систему от основной линии?
— Ладно, не зазнавайся.
— Воистину, святой отец, нет ничего дурного в том, чтобы порадоваться деяниям Господним.
Штурмовики решили действовать умнее: вскрыли пол, отыскали силовой кабель, подсоединенный к накладной двери, и обрезали его. Понятное дело, без электричества раздвигать книжные шкафы им пришлось вручную, исключительно с помощью физической силы. Они подперли двери диваном и по двое двинулись вниз по винтовой лестнице, три витка, потом — лабиринт.
Сверились с картой на наручных дисплеях, повернули налево, направо, снова налево. Коммуникаторы вырубились. Неприятно, но не опасно — главное, оставаться в пределах видимости. Сто шагов вперед — и тут направленный взрыв обрушил часть туннеля, причем половина группы оказалась с одной стороны, половина — с другой.
— А теперь их осталось… Дважды по четыре? Испортили считалочку.
Застрявшие позади сверились с картой.
— Есть обходной путь, подлиннее. Встретимся на седьмом перекрестке. — Пока гремел взрыв, никто из них не заметил, что карты изменились. Туннелей под виллой было достаточно. И когда отставшая группа свернула за очередной угол, за их спинами вдруг выросла каменная стена; дисплеи мигнули и включились снова.
— Осталось их четыре.
Менчу покачал головой.
— И когда ты успел все это там понаставить?
— Говорю же — у меня хобби.
С последними четырьмя оказалось сложнее. Они заметили растяжки на полу. Одному Лиам всадил в шею дротик с транквилизатором.
— Просто повезло, — прокомментировал он. — Но везет только умелому.
Грейс закатила глаза.
Оставшимся троим удалось миновать люк в полу, а еще они поняли, когда Лиам в очередной раз переменил им карту. Он отключил освещение и электронику, но они продолжали двигаться дальше по темным туннелям на ощупь.
— Упрямые, сволочи. — Лиам взорвал туннель перед ними — и тут они наконец застряли. — Вот и правильно. Ничего не видно, ничего не скажешь, пол непонятно какой. Обратной дороги нет. Теперь никуда не денутся. И их остался ноль.
— Неплохо, — заметила Грейс.
— Неплохо? Ты говоришь «неплохо»? Десять лучших штурмовиков Первого отряда обезврежены без единой капли крови, я просто стучал по клавиатуре, а мне в награду — «неплохо»? Почему ты так ненавидишь гениев, Грейс? Почему бы тебе не оценить работу мастера по достоинству?
— Выберемся отсюда — отметим, — вставил Менчу. Постучал по экранчику в верхнем левом углу, куда было выведено наземное наблюдение. — Похоже, реликварии прибыли.
— Ясно. — Лиам закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Блин.
***
«Салли, Салли, Салли, — твердила Рука, пока Сэл и Арон брели, спотыкаясь, к костяной башне — спотыкаясь, потому что при каждом шаге трава обхватывала их ступни и обвивалась вокруг лодыжек — приходилось вырываться. Из выдранных стеблей сочилась красная жидкость, которую Сэл не позволяла себе называть кровью. — Не нужно тебе этого».
— А вот и нужно, — пробормотала Сэл, надеясь, что Арон не услышит. Он бросил на нее озабоченный взгляд, в котором, однако, не было свойственного Перри изумления.
«Как по мне, мы с тобой отлично сработались. Можем продолжать в том же духе. В этом теле хватит места и тебе, и мне. Вроде бы».
Башня из сломанных костей высилась над долиной из плоти. В верхней части стену раздирали узкие окошки, за ними полыхал красный свет. Изнутри доносились вопли, похожие на человеческие. Из груди Сэл вырвался всполох огня, прошил книгу и метнулся дальше — в огромные двустворчатые запертые двери башни.
— Рука показывала мне тюрьму Перри — и эта штука на нее совсем не похожа.
— В нашем мире все не так, как в вашем, — ответил Арон. — У тебя просто нет соответствующих представлений. При каждом попадании сюда мозг твой сшивает те фрагменты, которые ему доступны, в новую ткань. Реальность не меняется, но ты видишь не реальность, а только образы.
— Как же я могу что-то изменить, если ничего не вижу?
— Как ты можешь что-то изменить в своем мире?
— Там мне понятно, что реально, а что нет.
— Отнюдь. Ты постоянно изобретаешь приблизительные модели. Думаешь, что поверхности существуют, — а их нет. Думаешь, что геометрия истинна, — а вот поди ж ты. Ты убеждена, что человек, который вчера вечером лег спать, — тот же, кто проснулся сегодня утром.