Раздались долгий хрип, сипение. Стены прекратили дышать. Кожа, заслонявшая окно, усохла, лопнула. Сэл боялась, что из трещины выползет что-то страшное, но не выползло ничего. Кожа просто свисала со стены, шершавая, незакрепленная, пропускающая свет. Пальцы, которые до того прижимали к полу полицейского, ссохлись и стали сучками. Казалось, дотронься — и они сломаются. Глина, мох, лоза — все мгновенно высохло, остались лишь пыль и обломки.
Из коридора хлынул свет — дневной свет. Сэл услышала, как там что-то упало, покатилось по полу. Кто-то произнес: «Эй!»
Грейс.
— Сцапала, надо думать? — окликнула Грейс из коридора. — Это самое… То, которое…
— Сцапала, — доложила Сэл.
— Здесь чисто! — рявкнула Грейс.
Менчу подскочил почти мгновенно. Увидел Сэл, скорчившуюся на полу. Книга, обернутая саваном, лежала с ней рядом. Сэл щупала полицейскому пульс.
— Этот в порядке, — доложила она.
— Отлично сработано, — похвалил Менчу. — Правда, экстра-класс.
— С ним чего-то не экстра-класс, — заметила Сэл.
Габриэль лежал на полу, тяжело дыша. В первый момент Сэл подумала, что он просто перепачкался. А потом поняла, в чем дело. Он состарился. Здорово. Стал стариком — старше, чем оно вообще бывает. Тысячелетнего возраста — и стремительно угасал. Глаза ввалились. Он покрутил головой, и последние пряди седых волос опали с морщинистого черепа. В запавшем рте шевелился бледный язык.
— ¿Lo vieron? — спросил он.
— Чего он говорит? — поинтересовалась Сэл.
— Вопрос задает, — пояснил Менчу. — Спрашивает, видели ли мы.
Менчу опустился рядом с Габриэлем на колени, положил руку ему на грудь.
— Умирает, — определил он.
— ¿Lo vio? — повторил Габриэль.
— Sí, — ответил Менчу. — Sí.
Сэл поняла: он говорит из чистого сострадания, не понимая, что Габриэль имеет в виду. А вот Сэл понимала.
— Sí, — произнесла она.
Габриэль захрипел. Изо рта хлынул поток невнятных фраз. Менчу улыбался, отвечал словами утешения, умиротворения — впрочем, Сэл их не понимала.
Габриэль закашлялся. Поток слов сделался медленнее. Кашлянул еще дважды. Попытался что-то сказать, но не смог. Выдохнул — медленно, протяжно. Очередного вдоха не последовало. Менчу пробормотал короткую молитву и закрыл Габриэлю глаза.
— Что он говорил?
— Рассказывал обо всем, что видел, — пояснил Менчу. — Вещи красивые, причудливые. В жизни он не видел ничего более изумительного. — Он обернулся в сторону коридора. — А мы тут увидели совсем другое.
Сэл промолчала.
Полицейский открыл глаза, пошевелился, будто просыпаясь после долгого сна. Он был покрыт пылью — остатками удерживавших его пальцев. Открыл глаза, моргнул. И первым увидел Менчу.
— ¿Qué pasó? — осведомился он.
— ¿Saber? — откликнулся Менчу.
Казалось, в квартире лет двести назад прогремел взрыв, а потом ее забросили. Потолок просел. Половицы рассохлись, растрескались. Со стен осыпалась штукатурка. Мебель попадала, поломалась, развалилась. Все покрывали пыль и паутина. Они свисали с потолка. Лежали в углах и на полу. Вошел консьерж, опешил, потряс головой, заходил из комнаты в комнату, в полном отчаянии разглядывая заржавевшую плиту, расколотую ванную. Грейс стояла в коридоре и счищала с себя грязь. Лиам дожидался на лестничной площадке.
— Уходим, — позвал он. — Пора нам отсюда.
Полицейский уже достал телефон и вызывал подкрепление. Сделал им знак: оставайтесь на месте. Грейс повернулась к нему спиной и шагала к выходу. Менчу следовал за ней по пятам.
— Идем, — позвал он Сэл. — Сейчас начнется та часть истории, в которой ты не столько полицейский, сколько преступник.
Прежде чем выйти, Сэл успела взглянуть на девочек. Они стояли посреди разгромленной гостиной, на одежде ни морщинки, прически — волосок к волоску, улыбки от уха до уха, голоса веселые, звонкие. Рассказывали отцу, что с ними случилось. Какие они видели замечательные, необычные вещи. Побывали в невероятных местах. Нужно обязательно ему про это рассказать. А он стоял перед ними на коленях, обнимал сначала одну, потом другую, преисполненный благодарности за то, что они живы. Две сестрички, плечом к плечу.
Одна из них узнала Сэл, помахала рукой.
«Перри», — подумала Сэл. И сразу вспомнила, что сумела на пару часов выдворить его из своих мыслей. Задание, опасность, сосредоточенность — все это оттеснило его в сторону. Но теперь он снова вышел на передний план. Неподвижный, на больничной койке, в комнате с деревянными панелями. Нет, хуже: вспомнилось, каким он был сразу перед тем, как это случилось. Сэл попыталась заместить это воспоминание каким-нибудь другим: купанием в озере, когда они были маленькими, потасовкой на заднем сиденье машины, дурацкой рожей, которую он скорчил, когда ей вручили диплом колледжа. Любое сойдет. Но ничего не получалось. То, что Рука сотворила с Перри, обосновалось у нее в голове навсегда, и способа изгнать эту картинку она не знала.