Привычное поскрипывание старой кожи и разболтанных деревянных плашек кресла в кабинете Менчу эхом отзывалось в его собственных суставах. Не впервые в жизни он задумался о том, не являются ли эти политические дрязги частью того предназначения, которое уготовил ему Господь. «Или, — прошептал чуть слышный голосок сомнения, — ты вступил в лоно церкви, именно чтобы стать причастным к политике?»
Политики Менчу никогда не чурался. К тому моменту, как он принял сан священника и вступил на это поприще, нерастраченной энергии у него было хоть отбавляй: он мог не спать сутками, прямо с мессы отправлялся в дома прихожан, а оттуда — на полуночные встречи с единомышленниками — как с духовными, так со светскими лицами, — которые мечтали о формировании достойного правительства и создании достойного государства для народа Гватемалы. Разумеется, и в те времена он рано или поздно падал от изнеможения — один раз это случилось, когда он во время мессы преклонил колени у алтаря.
Десятилетия спустя, сидя, в отведенном ему уголке Архива, дожидаясь, пока чай немного остынет и можно будет проглотить долгожданную порцию совершенно необходимого ему кофеина, Менчу думал о молодой австралийке и гадал, что все-таки ее погубило: то, что он позволил своим идеалам встать на пути служения, или то, что он служил этим идеалам недостаточно рьяно.
***
По счастью, несколько дней спустя беспокойные мысли по ночам превратились в воспоминания, пески времени сгладили остроту. Но так было до появления Сэл, которая, постучавшись в кабинет Менчу, заставила его вернуться к мыслям о событиях на «Славной погоде».
— Есть минутка? — спросила она.
Даже если бы Менчу и предпочел ее отослать, по выражению лица Сэл было видно, что дело у нее неотложное.
— Заходи, — пригласил он.
Заходить, по большому счету, было некуда. Кабинет Менчу представлял собой нишу среди полок Архива, а «вход» был своего рода побочным продуктом странной планировки зала. Тем не менее создавалась определенная иллюзия приватности, а этого, как правило, было довольно. Менчу дождался, пока Сэл усядется на высокую стопку справочников — почти вся мебель у него была такого рода, и дал ей время собраться с мыслями: многолетний опыт подсказывал, что торопить Сэл не следует. Она пришла, потому что хочет поговорить. И рано или поздно заговорит.
— Я не сказала тебе одну вещь про «Славную погоду».
Менчу ждал.
— Там был гид. В смысле, я подумала, что он гид, но потом…
Менчу поднял руку.
— Вдохни и выдохни.
Сэл так и сделала. Вдыхала судорожно, выдыхала уже спокойнее.
— Что бы там ни случилось, все в порядке. Рассказывай с самого начала.
Сэл вдохнула еще раз. И все выложила.
***
Когда Сэл добралась до конца, желудок у Менчу подвело от ужаса.
— Знаю, что это бред, — закончила свою речь Сэл, — но мне кажется, что этот Арон — ангел.
К этому моменту Менчу уже знал, что этим ее признание и закончится. Он подался вперед и взял Сэл за руку.
— Уверяю тебя, он может быть кем угодно, только не ангелом.
Сэл помотала головой.
— Может, не настоящим ангелом. Но мы ведь называем эти злые сущности, которые выползают из книг, демонами — так может, некоторые из этих потусторонних созданий пытаются помочь…
— Нет!
Сэл подскочила, потому что пустая чашка Менчу с оглушительным грохотом опустилась на поцарапанную поверхность стола. Он заметил ее испуг и попытался говорить сдержаннее.
— Если человек, который тебе встретился, действительно был божественным посланником и пришел провозгласить нам, смертным, волю Господа, почему он изъяснялся шепотом и намеками?
— Я не знаю.
— Демонов, у которых зло написано на лице, как у Руки, легко вычислить и поэтому с ними легко бороться. Тогда, в Нью-Йорке, ты хоть на миг усомнилась в том, что в твоего брата вселилась именно зловещая сила?
Сэл покачала головой.
— Нет.
— Умные демоны действуют хитрее. Они принуждают человека сразиться с самим собой, со своими сомнениями, а потом уже выйти на бой с ними. Вот почему нужно всегда быть настороже.
Сэл медленно кивнула.
— А ты когда-нибудь видел ангела?
— Никогда. И не рассчитываю увидеть его прежде, чем переберусь из этого мира в иной.
Сэл вышла, а отец Менчу заметил, что руки у него дрожат. Успокоиться удалось далеко не сразу.
***
(Спустя две недели после поездки в Шотландию)
Асанти перехватила Менчу, когда он проходил мимо ее стола, — просто приподняв повыше толстый бежевый конверт, надписанный безупречным каллиграфическим почерком. Менчу сразу угадал отправителя и не потрудился скрыть отвращение.