— Что там? — на ходу тихо спросил дед.
— Интерес необычайный, — иронично отозвался его друг. — Сам понимаешь, не каждый день появляется… такое. Самсонова непрерывно улыбается, Архипов уже настрочил половину отчета.
— Ясно, — мрачно кивнул дед. — У меня пропали кое-какие документы. Судя по всему, их украл домовой.
— Что-то важное?
— Это не касается работы, но крайне не желательно, чтобы там об этом узнали.
Григорий Николаевич удивленно приподнял брови, но больше не расспрашивал.
Они подошли к массивной двухстворчатой двери.
— Что бы там ни было, — обратился дед к Велимиру, — просто знай, что мы с бабушкой всегда хотели тебя защитить.
— Мы его не отдадим, — неожиданно окрепшим голосом произнесла бабушка, — он не будет там…
— Милава, мы не можем, — нервно зашептал дед, но Григорий Николаевич прервал их спор, резко распахнув дверь.
В просторном светлом кабинете вокруг «начальственного» стола толпились люди, одетые всё в том же славянском стиле. Знакомой Веле оказалась только давешняя Настасья Карповна, сидящая как раз за этим столом.
— Во избежание повторения несчастий… — как раз говорила Самсонова, когда они вошли, но тут же оборвала фразу. — О, наконец-то вы соизволили нас посетить!
— Старшина, — едва взглянув на нее, дед обратился к одному из мужчин.
— Хранитель, — «погоны» у того были пошире, чем у Светлова. Он кивнул и быстро приложил правую руку к сердцу. Велимир предположил, что этот жест означал у них отдание чести.
— В наш дом за порталом проник некий домовой. Мой внук преследовал его, случайно наткнулся на переходный камень в нашем саду и так оказался здесь.
Старшина что-то отметил в своих бумагах.
— У Вас что-нибудь пропало?
— Ничего, — спокойно ответил дед. — Судя по всему, он искал документы. Но я не держу за порталом важные бумаги.
— Вы там держали кое-что поважнее, — язвительно напомнила о себе Самсонова. — Точнее, кое-кого.
— Мой внук, действительно, ничего не знал о нас. — Панкрат Александрович, наконец, заговорил с ней. — И у нас на то имеется личное разрешение государя.
— Надо заметить, государь, когда давал сие разрешение, не знал о таких… особенностях! — припечатала Самсонова.
Дед никак не изменился в лице и снова обратился к старшине:
— Если у Вас сейчас нет ко мне вопросов, Вы можете осмотреть мой дом.
Старшина молча кивнул, слегка поклонился деду и Григорию Николаевичу и вышел.
— Я сам узнал об этом только сегодня, — вернулся к беседе с Настасьей Карповной дед.
Она оставалась все такой же невозмутимой:
— И государь узнает.
— Я переговорю с ним лично.
— Мой отчет будет у него в самое ближайшее время.
— Ну, не бежать же нам наперегонки! — миролюбиво усмехнулся дед. — Я только прошу Вас не обсуждать эту новость ни с кем, кроме своего непосредственного начальства.
Самсонова дернула подбородком. Насколько Велимир понял, такая просьба показалась ей оскорбительной.
— Это видела не я одна. У нас здесь гостит еще и представитель независимой печати, — последние два слова она произнесла с недоброй иронией.
— Ульян Степанович? — дед повернулся к еще одному мужчине.
Тот был одет менее ярко, чем остальные, и полосок на плечах не имел. Руку к сердцу тоже не приложил.
— Я репортер, конечно, но не до такой степени, — попытался он отшутиться в ответ. — Понятно, что дело серьезное. Но свидетелей полно, тут Настасья Карповна права. Можно не сомневаться, новость скоро дойдет до известного нам господина Хранителя Кривды. Если, конечно, он не знал обо всем заранее…
Велимир заметил, как при этих словах рука Панкрата Александровича дёрнулась и на секунду сжалась в кулак. Мальчику очень захотелось немедленно спросить, что это за известный им хранитель кривды и еще, что такое кривда? Но он сдержался, уж очень серьезные лица были у всех взрослых.
— Не надо называть преступника «господином» и «хранителем», — строго заметил молодой мужчина, стоящий ближе всех к креслу Самсоновой, — здесь вам не литературный вечер.
Ульян Степанович опять усмехнулся:
— Если слова отражают суть, то…
— Послушайте, — спокойный, но властный голос принадлежал самому старшему из собравшихся, человеку в серой, с черной вышивкой, рясе. У него была длинная седая борода, за которой на груди виднелся круглый золотой медальон. — Этот орленок уже вылетел из гнезда. Вопрос, кто и зачем его выпустил?