– Вот как? И что же он сказал? – удивился Ломов.
– Интересовался, помнит ли Прянишников подробности того ДТП.
– Совсем хорошо! Ну и тот что? Помнит?
– Да какой там! Это было чуть ли не первое его дежурство. Он перепугался, растерялся, короче дал слабака. К тому же ему показалось, что человек погиб. Кровища, неподвижное тело, ну, понимаешь… Парню самому нужна была помощь. Одним словом, он сказал начальнику, что ничего не помнит, и тот довольный уехал.
– Ну? – сказал заинтригованный Ломов.
– Я проверил вчера кое-что, – сообщил Волченков. – Кирпичников должен был выступать свидетелем в суде по этому ДТП.
– Так, уже что-то, – удовлетворенно проговорил Ломов. – А кто у нас владелец транспортного средства?
– В том-то и дело, – покачал головой Волченков. – Тачку именно в этот день приобрел предприниматель Казаченко.
– Тот самый?!
– Ну! Тот самый. Экстремал. Он же у нас на все руки мастер – бои без правил, дайвинг, самолет… А тут какая-то тачка, семечки. Принял на грудь и решил погонять по городу. А когда человека сбил, очко сыграло – он и ударился в бега. А тут так удачно наш Кирпичников свидетелем. Как угадал. На следствии твердо держал линию, что за рулем Казаченко не было, а был неизвестный гражданин, который после аварии убежал.
– Такая твердость дорогого стоит, – хмыкнул Ломов. – Теперь я понимаю… Но все равно из этого никак не следует, что его убили «охотники». Скорее родственники жертвы. Что стало с учителем?
– Он в коме. Лежит в больнице. Жена безутешна. У них трое детей. Между прочим, следователь мне признался, что ни капли не верит показаниям Кирпичникова, но других нет. Видимо, капитан умело распугал настоящих свидетелей. Впрочем, сейчас это вряд ли имеет значение. Тем более что все повернулось таким неожиданным образом. Утверждать не могу, но по приблизительным прикидкам у этой семьи нет таких родственников, которые хладнокровно пристреливают полицейских и угоняют машины. Но главное, хочу тебе напомнить слова убийцы, что капитан погиб на охоте. На охоте! Родственник, скорее, заговорил бы о мести.
– Да, это уже что-то, – повторил Ломов и покрутил головой. – Тут ты, пожалуй, прав. Это меняет дело. Есть над чем подумать.
– Да, например, о том, откуда убийца, если он не родственник, узнал про этот случай?
– Нужно поговорить с женой учителя, – деловито заметил Ломов. – Вообще проверить еще раз родственников, окружение… Он ведь учитель. Если он хороший учитель, кто-то из его учеников мог… Ну, то есть, не из учеников, конечно. Может быть, чей-то отец, брат. А что? Допустим, «охотники» существуют. У одного из них брат-школьник. И вот этот брат приходит из школы расстроенный и говорит, что любимый учитель сбит машиной, а отвечать за это никто не будет…
– Эка тебя разобрало! – невесело усмехнулся Волченков. – Я знал, что тебя зацепит. Мне и самому кажется, что мотив убийства мы вычислили. Не за взятки же на дороге его пристрелили! А лжесвидетельство вполне тянет на убийство.
– Хотел бы я знать, каким образом это убийство повлияет на Казаченко? – задумчиво произнес Ломов. – Ему-то, я думаю, все пойдет на пользу. Хороший адвокат скажет, что Кирпичников погиб за правду, которая не всем была по вкусу.
– Да, вполне возможно, – согласился Волченков. – Но это уже совсем не в нашей компетенции.
– Жаль, что не в нашей. А ты чего остановился?
– Приехали, – ответил Волченков и открыл дверцу.
В ответ на звонок в домофоне возник вполне мужской, но как будто плачущий голос. Он с отвращением поинтересовался, кого принес черт. Ломов кратко, но убедительно представился, и голос со стоном пробормотал что-то совсем невразумительное, но дверь открыл. Оперативники вошли в душный подъезд и остановились перед дверью квартиры, в которой должен был обитать охранник Малов. Почти в ту же минуту показался и он сам, выглядывающий поверх дверной цепочки. Тут же объяснилась и причина страдальческого голоса – от Малова здорово попахивало перегаром, а лицо его выглядело, мягко говоря, несвежим. Красными глазами он недоверчиво всмотрелся в суровые лица гостей и принялся возиться с цепочкой, бурча под нос:
– Ну чего опять? Чего я вам – дорогу перешел? Я – человек маленький. Отработал – расслабился. Никому вреда не делаю. Чего прицепились? Каждый день, считай, тягают…