Он отчаянно замотал головой:
— Я не могу.
Но, оглянувшись на Фроста, заметил, что зимний человек смотрит вовсе не на него. Голубые, сочившиеся туманом глаза глядели куда-то поверх его плеча. Миф выглядел смертельно напуганным.
— Сокольничий, — прошептал Фрост.
Слово тут же подхватил и унес ветер, так что Оливер даже не был уверен в том, что расслышал его.
Но, медленно оборачиваясь, он уже знал, кого увидит. Охотника.
По колено в снегу, который намела неестественная метель, стояла огромная темная фигура. Она опровергала все прежние представления Оливера о мире. Восемь футов росту, плечи шириной в четыре фута. Ноги и руки обмотаны полосками кожи, грудь и торс одеты в кованую металлическую кольчугу, сквозь пелену снега казавшуюся оловянно-серой. Тело принадлежало человеку, а голова — хищной птице. Из спины росли мощные крылья, сложенные, чтобы уменьшить сопротивление ветра.
Сокольничий шел прямо на них.
В правой руке он держал длинный тонкий клинок, изогнутый, как ятаган. Лезвие горело огнем.
— Прости, — с болью прошептал Фрост на ухо Оливеру. — Он убьет тебя за то, что ты решил помочь мне.
«Нет. Такого не может быть. Это не на самом деле», — думал Оливер, не в силах оторвать взгляд от Охотника, не дыша, не моргая, не слыша биения собственного сердца.
Зато он слышал скрип снега под кожаными сапогами Охотника и шипение снежных хлопьев на горящем ятагане. Охотник замедлил шаг. Он переводил свой взор с Оливера на Фроста и обратно, словно пытаясь осмыслить появление новой добычи.
— О боже! — прошептал Оливер.
Он подумал о своих родственниках, о Джулианне, о том, что он с ними не попрощался. Ему захотелось увидеть дом, рождественские огоньки, снова оказаться в мамином салоне. Но Сокольничий был таким огромным и ужасным, что заслонил собою весь мир. Раскрыв клюв, он издал такой пронзительный клекот, что Оливер тоже закричал, хлопнув себя по голове свободной рукой.
Его тошнило. Он — добыча. Вот и все.
Он яростно затряс головой.
— Нет!
Стараясь не смотреть на Сокольничего, он попятился к краю утеса, поскальзываясь на свежем снегу. Ветер толкал его ледяными руками. Даже оглушительный стук сердца не мог заглушить рокот волн на скалах внизу. Оливер физически ощущал пустоту, простиравшуюся над океаном всего в нескольких футах за его спиной.
Он схватил зимнего человека за подбородок и повернул лицом к себе. Дико заглянул в глаза.
Снова зловещий крик Сокольничего.
— Сделай хоть что-нибудь!
— Дотащи меня до края!
— Да провались ты! — как безумный, заорал Оливер.
Он был вне себя от ярости.
Туман перестал сочиться из-под ресниц зимнего человека. Голубой лед его глаз съежился до размера сверкающих, острых как бритва алмазов.
— До… тащи… до… края!
С громким криком Сокольничий занес ятаган. Взмахнул огромными крыльями, оторвал ноги от снега и полетел к ним через утес. Клюв был широко раскрыт, и внутри его зева была тьма. На металле кольчуги пылал отблеск от горящего клинка.
Собрав остатки сил, Фрост вскинул в небо правую руку, скрючив пальцы так, словно хотел вырвать кусок из пустоты. Ледяные когти разорвали метель. Когда рука опустилась, в ней был уже не воздух, а лед — могучий клинок, созданный самой бурей. С диким ревом, похожим на жуткое завывание бурана, Фрост замахнулся своим мечом на Сокольничего.
Охотник завис в воздухе, попытался отразить удар пылающим ятаганом. Крылья яростно хлопали под напором ветра. Наткнувшись на ледяной меч, ятаган разбился вдребезги, огонь погас, будто погрузился в воду. Меч ударил по закованной в кольчугу груди Сокольничего, покорежив оловянно-серую кольчугу, и превратился в осколки.
Сокольничий зашатался и рухнул на снег. Но тут же зашевелился, начал вставать. А Фрост опустился на колени.
— Нет! — вскрикнул Оливер, пытаясь поддержать его. Он глянул в голубые, как лед, зрачки, потом на рану. Вода хлестала из нее все сильнее.
Глаза зимнего человека уже закрывались, сочась холодным туманом.
— Нет, — прошептал Оливер.
В панике он повернулся к обрыву, под которым бушевал на скалах океан. До края меньше десяти футов. Уже виднелись белые гребни громадных волн. Коченея от страха, Оливер пошел к пустоте.
Склонив голову, сгорбив плечи, он сражался с ветром, толкавшим его в спину и гнавшим вперед, к неминуемой гибели. Фроста приходилось уже не просто поддерживать, а практически тащить.