Потом он чуть не упал в реку. Вылетев на берег между двумя грушевыми деревьями, Оливер почувствовал, как нога соскользнула в воду, и мощное течение тут же потянуло его за собой. Замахав руками, в одной из которых сжимал ружье, он чудом восстановил равновесие. Резко развернулся, не сомневаясь, что Аэрико наверняка воспользуется моментом, чтобы напасть сзади, и крепко перехватил ружье, ударившись сломанным безымянным пальцем левой руки. Его пронзила такая боль, что он заскрипел зубами, проклиная собственную глупость.
Оливер дышал через нос, стараясь успокоиться и не обращать внимания на боль. Но он не мог не обратить внимания на иронию: пострадал именно тот палец, на котором должно было появиться обручальное кольцо. Оливер был не из тех, кто придает таким вещам вселенское значение, но невольно подумал об этом.
Правая рука дрожала от желания нажать на курок и всадить пулю в тело вишневого демона.
Солнце светило ему в спину. Мимо неслась река. На каменном мосту не было ни следа армии. Откуда-то из сада донеслись крики Кицунэ — она по-лисьи кричала от боли. Перед глазами Оливера вспыхнул образ зимнего человека, пронзенного насквозь ветками вишни в цветах и кровавых ягодах.
Вдруг справа от него, в тени моста, качнулись ветви деревьев и зашуршали листья.
Оливер вскинул ружье и согнул палец на курке. Он был уверен, что видит демона, скорчившегося на дереве, как паук, и чуть было не выстрелил, но усилием воли сдержался. У него оставался только один шанс. Один-единственный.
Полный муки голос Кицунэ стал гораздо явственнее. Оливер вздрогнул. У него и мысли не возникало бросить друзей, оставить их умирать. Он только хотел спастись сам, убить демона, а потом уже найти способ их выручить. Но невыносимо было слышать ее крики и даже не пытаться помочь.
Спиной к воде, не отводя прицела от ветвей, Оливер побежал вдоль берега так быстро, как только мог, огибая островок по периметру. Он спотыкался об корни и несколько раз ступил ногой в воду — деревья росли у самой кромки. Он преодолел примерно треть пути, но Аэрико словно след простыл.
Кицунэ кричала.
«Может, все-таки вернуться к ним? Что, если он убивает их, прямо сейчас! Убивает Кицунэ… А Фрост, наверное, уже…»
Он не стал додумывать эту мысль и остановился, тяжело дыша. Заглушенная адреналином боль чуть отступила. Можно спрыгнуть в воду и отдаться течению. Вдруг удастся выбраться на берег где-нибудь ниже по реке… А может, он сумеет перебежать на ту сторону острова и забраться по дереву на каменную ограду моста, прежде чем демон успеет схватить его. Но и в том и в другом случае он останется здесь, за Завесой, один-одинешенек, а охотиться за ним будут все — и армия, и простые граждане, привлеченные обещанным за голову Вторгшегося вознаграждением. Без своих спутников — нет, своих друзей! — ему не выжить.
У Оливера имелись и другие, более благородные причины не бросать Фроста с Кицунэ в беде, но для того, чтобы спасти свою жизнь, оставался единственный способ.
Он внимательно оглядел ветви ближайших деревьев — яблонь, груш, персиков. Все спокойно. Над островом и мостом высоко в небе летела стая птиц. Ни намека на присутствие Аэрико.
Оливер не колебался больше ни минуты. Он взял ружье наперевес и побежал прямо в гущу деревьев, ныряя под ветки, огибая толстенные стволы яблонь, — прямо к мосту, где росли три огромные вишни, те самые. Кожа на левой руке горела. Места, ободранные корой, стали ярко-красными. Правое запястье покрывали волдыри — след от прикосновения демона. Но руки слушались и не дрожали. На бегу Оливер осматривал ветки над головой, обводил взглядом сад.
Впереди открылась маленькая полянка. Пятно солнечного света. А за поляной, сквозь переплетение грушевых веток, Оливер увидел вишни-великаны. Кровь гулко застучала в висках. У него перехватило дыхание, в горле встал колючий комок. Тот человек, каким Оливер был всегда, не узнал бы себя в этом парне, мчащемся среди деревьев. Голос, в котором он узнал свой собственный, профессиональный голос адвоката Оливера Баскомба, кричал ему: не сходи с ума, беги скорее и уповай на чудо! Но голос сердца, а теперь и разума — голос человека, которым он был на сцене, — заглушал упреки адвоката. Его без труда услышали бы даже зрители на галерке. Застенчивому, робкому Оливеру в этом мире не было места. Здесь он должен был стать таким, каким всегда мечтал стать, но никогда не верил, что сможет…