— Выздоравливаю, да. Но еще не совсем поправилась. Мне нужно немного отдохнуть и что-нибудь съесть, чтобы полностью восстановить силы, — призналась Кицунэ, не глядя на своих спутников.
Фрост осмотрелся, кинул взгляд на Корнвольфа, а потом на оленя. Тот остановился, но словно не замечал их, как стараются не замечать друг друга пассажиры в переполненном вагоне метро. Оливер подумал, что Корнбёке ему не нравится. Нисколько не нравится. Хотя олень вместе с другими участвовал в их спасении, Оливер не мог отделаться от мысли, что тот считает их ниже себя.
— Если мы будем идти с той же скоростью, что и раньше, то примерно через час доберемся до владений Арена Конигена.
Кицунэ страдальчески взглянула на него.
Оливер почесал в затылке, не уверенный, что посетившая его мысль будет принята на ура. Но, увидев, как дрожит Кицунэ, он решился:
— Я мог бы тебя понести.
Без тени лукавства в глазах Кицунэ ласково улыбнулась ему, но покачала головой:
— Ты и сам ослабел, Оливер. Разве ты не слышал Фроста? Идти еще целый час!
Он слегка пожал плечами и протянул к ней руку:
— Конечно, я не смогу нести тебя — такую. Но если ты превратишься… в лису…
Ветер взъерошил его волосы, взметнул пыль на дороге. Кицунэ не сводила с него глаз, и он почувствовал, как теряет дар речи от ее красоты, от этого странного сочетания изящества и хищности. Ее нефритовые глаза часто смеялись над ним, но теперь он видел в них только нежность.
— Ну… ведь Фрост — просто лед, и раз он смог нести тебя…
— Я мог бы помчать вас обоих, обернувшись снежной бурей, — сказал зимний человек, указав на небо тонкими острыми пальцами, — но сейчас и у меня осталось мало сил. Не знаю, как далеко я смогу тогда улететь.
— Не стоит рисковать, — отрывисто сказала Кицунэ, не сводя глаз с Оливера. — Но если ты действительно хочешь…
Она не закончила фразы, но в ее глазах была просьба.
Оливер кивнул.
— Конечно! Нам всем нужно отдохнуть где-нибудь в безопасном месте. Я опасался, что мое предложение обидит тебя.
Кицунэ приподняла бровь, но без тени улыбки, так что выражение ее лица осталось загадочным. Не успел Оливер его разгадать, как она подняла руки и набросила капюшон. Мех плаща на спине и руках заструился, и Кицунэ снова стала маленькой, превратившись из женщины в лису путем своей странной плавной метаморфозы, которая — и Оливер понимал это — никогда не перестанет его изумлять.
Он положил на землю зачехленное ружье (которое подобрал вместе с запасными патронами, когда они покидали сад Аэрико), потом снял парку и покрепче завязал на поясе. Ветер был холодным, несмотря на яркое солнце, но Оливер знал, что быстрая ходьба, да еще и с ношей на плечах, согреет его. Он снова закинул ружье за спину и повернулся к Фросту с Кицунэ.
Корнвольф, стоявший впереди, на пригорке, по которому проходила Дорога Перемирия, тихо завыл. Оливер нахмурился и посмотрел на бога Урожая, но волк, похоже, не был встревожен. Скорее, просто проявлял нетерпение.
Лиса подошла к Оливеру. Он вдруг вспомнил, как она лежала в клетке из веток вишни, как дерево мучило и терзало ее. Содрогнувшись, он наклонился, чтобы поднять ее. Оказавшись у него в руках, Кицунэ полезла к нему на плечо. Он застыл, недоумевая, но она тут же обернулась вокруг его шеи, как живой меховой воротник. Ее тело было горячим, а мех — очень мягким. Лиса оказалась довольно тяжелой, но он мог ее нести без особого труда.
— Ты уверен, что справишься? — осведомился Фрост, выпустив из бледно-голубых глаз облачка тумана.
— Справлюсь, — ответил Оливер.
Зимний человек повернулся.
— Тогда идем. Не хочу оставаться на Дороге дольше, чем нужно. Когда мы доберемся до Урожайных Полей, передвигаться будем только ночью.
Не успел Оливер ответить ему, как заметил, что Корнбёке подошел к ним гораздо ближе, чем раньше, и очень удивился. Олень стоял так близко, что Оливер почувствовал запах его дыхания — влажный и землистый, как запах домашнего пива.
— Шевелитесь, — приказал Корнбёке.
Оливер нахмурился. Ему очень хотелось послать это божество, до сих пор такое молчаливое, куда подальше. Но он понимал, что так можно лишиться помощи богов Урожая. И все же…
— Мы стараемся, как можем, — сказал ему Оливер.
Олень лишь огляделся по сторонам, явно желая напомнить ему об опасности, которой они по-прежнему подвергались. Оливер понял намек, но решил, что, раз олень не видит никакой необходимости в словах, можно и самому вести себя так же. Не удостоив оленя еще одним взглядом, он двинулся вперед. Поначалу Кицунэ ерзала у него на плечах, и он чувствовал, как часто бьется ее сердечко. Но потом лиса вроде бы устроилась поудобнее и положила мордочку на передние лапы, оказавшиеся на его правом плече. Медно-красная шерсть щекотала щеку.