Выбрать главу

Ей дают глубокий эфирный наркоз, и, как многие негритянки, она плохо переносит эфир. Бенерон усыпляет ее все глубже и глубже, пока, наконец, не прекращаются маточные сокращения, пока она вся не ослабевает, пока… внезапно она перестает дышать.

Теперь наркоз достаточно глубок. Это как раз то, что требуется для быстрых, ловких рук Тэккер. Она пользуется этим расслабленным состоянием, которое необходимо для того, чтобы избежать разрыва матки.

В марлевой маске, в белой пижаме, высокая, стройная, Тэккер склоняется над больной. Глубоко внутри матки она делает искусное движение своей ловкой, мягкой, уверенной рукой, одетой в резиновую перчатку, и через несколько мучительно долгих секунд ребенок уже повернут внутри матери.

Ребенок собственным телом должен зажать поток крови, который неизбежно хлынет после того, как прорвется лежащий не на месте послед.

Эти несколько секунд мать лежит без всяких признаков жизни, и Бенерон ничего не делает, только ждет, пока Тэккер не выпрямится и не подаст ему знак глазами. Тогда он быстро приступает к искусственному дыханию.

Когда ребенок, наконец, вышел, и мать, обессиленная, но уже вне опасности, перестала кровоточить, и когда маленькая кухня, послужившая боевым полем в этой борьбе за жизнь, была приведена в порядок, тогда, наконец, наша славная геморрагическая бригада отправилась к себе в Центр. Темные круги были у них под глазами. Они шли пошатываясь, совершенно разбитые, но возбужденные и взволнованные, не думая о том, стоило ли им спасать эту глупую, сварливую Мэри.

…Свыше четырнадцати тысяч рожениц обслужили доктора Центра, и ни одна из них не умерла от предлежания последа.

Тэккер и Бенерон были, правда, очень огорчены, но не строптивостью Мэри, а совсем другим обстоятельством. Им было ужасно обидно, что пришлось потерять ребенка, чтобы спасти мать. Ребенок своим тельцем действительно остановил кровотечение у матери, но при этом разорвал свою собственную нить жизни — пуповину… Однако же у Центра великолепная статистика живорожденных детей — вдвое лучше, чем у Америки в целом. Да, можно сказать, что эти молодцы ни перед чем не остановятся, чтобы получить живого ребенка!

VII

Никогда еще не было у Тэккер такого опасного и необыкновенного случая, как в ту ночь, когда она, сонная, мчалась к дому одной ирландки, которая не была зарегистрирована в Центре. Когда у женщины внезапно начались схватки, к ней вызвали — в порядке скорой помощи — молодого интерна из соседней больницы. Положение было серьезное. У ребенка, стремившегося выйти на свет, выпала наружу ножка. Да, это, конечно, случай для Чикагского родильного центра. Он ведь принимает все вызовы безотказно. Он принимает на себя ответственность за каждую смерть. И вот Беатрис Тэккер уже тут…

Быстрый осмотр, обмер. Дело скверное. У женщины плоский таз вследствие перенесенного в детстве рахита. Ребенку никак невозможно выбраться нормальным путем. И хуже всего то, что этой ирландке сорок лет, что это ее первый ребенок, что она ждала этого счастья десять лет и надежды на другого ребенка нет почти никакой.

Тэккер делает быстрый расчет, тонко взвешивает возможность материнской смерти с шансами на спасение младенца. Комната тут же превращается в операционный зал, операционная бригада отчаянно скребет руки; инструменты кипят.

Тэккер пускает процесс природы в обратную сторону! Она берет ножку ребенка, обмывает ее антисептическим раствором, осторожно вкладывает обратно в канал, ведущий к матке, и наглухо зашивает наружный вход в этот канал.

Бенерон дает женщине глубокий эфирный наркоз, чтобы остановить родовые схватки, чтобы облегчить страдания матери, а главным образом, чтобы удержать ребенка от новых попыток выйти, что было бы с его стороны самоубийством. И вот уж тревожно завывает сирена скорой помощи; Тэккер сидит в карете около матери, поддерживая глубокий наркоз. Они трясутся, подскакивают, качаются, они мчатся в родильный дом.

Здесь акушеры, которые были уже предупреждены и готовы к операции, делают женщине кесарское сечение. Вместе с ребенком они удаляют и матку и все прочее, потому что, поскольку ножка была снаружи, матка уже, несомненно, инфицирована.