А если они сами не обладают такими познаниями и лабораторными возможностями, то вправе ли доктора — при массовой бедности их пациентов — добавлять к получаемому ими гонорару еще расходы на лабораторное исследование, которое превратит дешевый, пятнадцатицентовый сульфаниламид в дорогое, недоступное среднему гражданину лечение?
И во многих ли округах нашей страны имеются лаборатории, окружные медицинские центры, способные быстро обслужить хотя бы то меньшинство, которое может заплатить за исследование, уж не говоря о массах, лишенных средств на покупку существующих знаний, на покупку жизни, имеющейся в продаже?
Здравый смысл подсказывает, — и не надо быть врачом, чтобы понимать это, — что прежде, нежели применять сильное лечение к какому-нибудь микробному заболеванию, надо сперва убедиться, каким микробом оно вызвано.
Многие ли из наших врачей имеют знания или время для такой бактериологической практики? И можно ли требовать, чтобы наши врачи превратились в охотников за микробами? А если нет, то многие ли из них имеют быстрый доступ в бесплатные лаборатории, где специалисты могли бы дать им необходимые сведения? Многие ли из американских врачей достаточно грамотны, чтобы определить разницу между сульфаниламидом, который безвреден, и сульфаниламидом, который выпускается в таком химическом наряде, что становится весьма опасным[134].
Но разве такое сомнительное украшение выпускаемого лекарства не запрещено? Увы, в Америке нет такого закона. Вы можете смешивать сульфаниламид с чем угодно, и если только не последует взрыва, спокойно продавайте его публике (и врачам) и набивайте себе карманы. Так-то и получилось, что это прекрасное лекарство стало убийственной отравой.
Убивало, конечно, не само это химическое вещество. Чистый сульфаниламид продавался в таблетках как аспирин. А может быть некоторым пациентам и докторам угодно иметь его в пузырьках? В виде эликсира? Диэтиленгликоль, в котором растворяют сульфаниламид для превращения его в чудесный эликсир, — это опаснейший яд, а разве об этом нельзя было справиться в имеющейся научной литературе?
Как бы то ни было, составители и поставщики знаменитого эликсира не нашли соответствующих указаний, поэтому вышло так, что этот эликсир жизни в руках докторов превратился в эликсир смерти, убив сразу семьдесят человек осенью 1937 года.
Видную роль в этой трагедии сыграло полное отсутствие государственного контроля над этим лекарством. Но не меньшая доля вины падает на невежество врачей, прописывающих его, не обладая элементарными познаниями, чтобы отличить средство, которое лечит, от средства, которое убивает.
Но бесполезно осуждать докторов, которые являются жертвами общественного строя, при котором они вынуждены добывать себе средства к жизни. Перрин Лонг беседовал со многими членами окружного медицинского общества об удивительном действии нового лекарства. Они искренне были рады использовать в своей практике этот с виду легкий, но, по существу, очень сложный и опасный метод лечения. Лонг знает, что средний американский доктор хочет лечить страдающих людей, а не убивать их. Это вне всяких сомнений. Так почему же…
Заключение
Борьба за жизнь может стать всенародной борьбой. Она должна быть такой, или она хуже чем ничто. Смерть не хочет ждать, пока жизнеспасительная наука и искусство будут постепенно распространяться. Смерть и страдания людей, в то время как за жизнью надо только протянуть руку, — это самый утонченный вид человеческой жестокости, это черное пятно на совести человечества.
Борьба за жизнь матерей, борьба против болезни, плодящей калек, борьба с туберкулезом и сифилисом — все это разные участки борьбы за общую жизнь народа.
Смерть не ждет, и ни одна из болезней, о которых здесь рассказано, не может быть побеждена примитивными средствами старомодного доктора с бородой и утешительными разговорами, хотя это не значит, что утешительные разговоры не играют известной роли в лечебном искусстве. Но в борьбе за жизнь матерей, в попытках предупреждения детского паралича и сведения к минимуму его калечащего действия, в битвах за искоренение туберкулеза и победу над сифилисом старое искусство медицины теперь уже на девять десятых не искусство, а наука.
134
Сульфаниламидные препараты внесли в полном смысле переворот в химиотерапию бактериальных инфекций. Популярны и эффективны: этазол, стрептоцид, норсульфазол, сульгин, сульфадиметоксин и многие другие. Они используются при лечении гноеродных заболеваний, ангин, скарлатине, пневмонии, дизентерии, циститах и пр. В то же время широкое, а порой и бесконтрольное применение сульфаниламидов привело к образованию резистентных (устойчивых) к препаратам форм микроорганизмов. Уже в начале 40-х годов появились группы патогенных бактерий, устойчивых к новым препаратам. Это потребовало внедрения новых лекарственных средств. Поэтому в период второй мировой войны сульфаниламиды применялись реже, а их функции в значительной мере приняли на себя антибиотики. Но оказалось, что и они не стали всепобеждающим оружием в борьбе с болезнями. Как и в случае с химическими препаратами, у большинства возбудителей инфекционных болезней вырабатывалась устойчивость к антибиотикам и притом в сравнительно короткий срок. Это привело к включению в арсенал лекарственных средств новых и новых антибиотиков, их комплексному использованию или применению в сочетании с другими препаратами. Механизмы, обусловливающие выработку полирезистентности у микроорганизмов, связаны с исключительно высокими темпами перестроек в генетическом аппарате бактерий и закреплением в ряде поколений невосприимчивости к лекарственным препаратам.