В помещении полутемно. Вокруг звякали вилки, тарелки, витали обрывки чужих разговоров…
День набирал обороты и эти шумы становились всё тише и тише, а печаль всё меньше и меньше — «Энисели» ловко обматывал каждый оголённый рецептор нервных проводов изоляционной лентой лёгкого опьянения.
Я допивал «коньяк» первым и потянулся.
— Ну, пошли, что ли…
— А куда торопиться? — грустно поитересовался размякший от переживаний и коньяка Зураб, — на «Свободу» мы уже передали…
— Ты, что забыл — к четырём часам Вигнанский придёт. Он какого-то особо перспективного студента привести сулил.
— Да? — вяло удивился Зураб, — А на кой нам студент? Самих себя прокормить бы.
— Вигнанский ручался, что одарённый много не ест.
— Ну тогда пошли, — сдался Зураб, и вздохнул так, что можно было прослезиться.
Обещанный вундеркинд оказался тощим юнцом с лицом простодушным и нахальным одновременно. Эта странная личность оседлала свободный стул, поджала ноги и принялась с неподдельным интересом озираться по сторонам.
— Знакомьтесь, — это Тенгиз Аблотия заявил Мишель, сияя так, словно привёл к нам самого Дату Туташхиа, да ещё не одного, а с Георгием Саакадзе впридачу.
Юнец на мгновение оторвался от стула и состроил гримасу, которую напускают по команде фотографа: «Улыбочку, снимаю!»
— Это я вам про него говорил, — продолжил соловьём заливаться Мишель, — Очень и очень смышлёный парнишка, приехал из Сухуми. Учится на втором курсе журфака, был у нас на практике в Вечёрке…
Такая болтливость насторожила и улучив момент я подмигнув Вигнанскому, вышел в коридор. Мишель последовал за мной.
— Для чего ты пытаешься устроить судьбу этого типа? Я то думал, в самом деле самородок. Откуда он взялся? Может это родственник твоего главреда?
— Да, понимаешь… — сделал Мишка, неуклюжую попытку надуть меня, — Он был у нас на практике в…
— В Вечёрке — смышленый парнишка — приехал из Сухуми. Только я это уже слышал. Можешь повторить эту историю своей бабушке. Мы с тобой сидели за одной партой, и ты мне на уши крошишь такой чёрствый батон?!
— Но я серьёзно хочу ему помочь, — возразил Мишель настолько уверенно, что если бы не я не знал его со школьной скамьи, то мог и поверить. Но я то знал его именно с этой скамьи и так на него посмотрел, что он запнулся и добавил: — Во-первых.
— Вот-вот. Помочь это во-первых! А, что у нас — во-вторых? Я полагаю, всё объясняется, именно — во-вторых.
— Между прочим если ты думаешь, что я стараюсь только для себя, то ты ошибаешься! Для тебя, между прочим, тоже.
— Так-так…
— Он, понимаешь, один живёт.
Я не понимал.
— Ну один! Совсем один. Понимаешь?
Но я не понимал.
— Комнату снимает, понимаешь? На проспекте Мира он комнату снимает. — Вигнанский терпелив, как психиатр разговаривающий с пациентом.
— И поэтому мы должны взять его в «Иберию»? Только почему же его одного? На проспекте Мира много народу живёт. Прямо так их всех к себе заберём или пусть сначала подстригутся?
— Ну да, конечно — протянул Вигнанский и в его голосе зазвучало лёгкое раздражение, — Только… ах, не делай вид, что ты ничего не смекаешь. Конечно, я корыстолюбивый подлец, а некоторые очень даже порядочные. Но это они такие до поры до времени, исключительно пока тепло. А как насчёт зимы? Зимой, когда скамейки городских скверов и парков станут холодными и мокрыми от тающего снега, когда вместо травы под ногами зачавкает слякоть, а Млечный путь скроется под зимними тучами и…
Тут, наконец, меня осенило.
— Заткнись, я всё понял.
— Ну! — устало ворчит Мишка, — Он понял! Стараешься для них! Выбиваешься из сил! Уф! — он на мгновение останавил взмыленную клячу своего красноречия, но тут же опять пришпорил её, — Квартирка на проспекте Мира! Своя! Ну, то есть, технически, его, Тенгиза, но какая разница! Наконец то будет, куда в дождь и снег девушку пригласить! А то зимой кино да кино. И девушки в шерстяных колготках. Ненавижу шерстяные колготки! — тут он спохватился и натянул повод клячи направив её с шаткой на твёрдую тропу, — Хотя это всё как ты понимаешь на втором плане. А главное это самое… человеку помочь — вот! Он же здесь один! Молодо-зелено и всё такое. А вдруг в дурную компанию попадёт? А так будет под моим… то есть, под нашим присмотром. Так? Или не так?
Если бы я отрицательно мотнул головой, то вышло, что я исключительно за то, чтобы Тенгиз попал в дурную компанию и сбился с праведного пути. Потому я кивнул. Только потому! А то, что Мишель всё равно «корыстолюбивый подлец», так об этом я ему скажу! Прямо как есть! Весной. Когда в парках растает снег.