Так в «Иберии» появился Тенгиз Аблотия.
ГЛАВА 5
Ночью шёл сильный дождь и проснувшийся город отражался в лужах, похожих на лежащие под ногами зеркала. Их обилие и глубина говорили не столько о количестве выпавших осадков, сколько о плачевном состоянии тротуаров и дорог.
Город отражался в лужах фрагментами — в одной проплыл завитый бубликом собачий хвост, в другой прошагали серые с тонким красным кантом милицейские брюки, в третьем дрожала задняя часть остановившегося тролейбуса со открывающейся гармошкой дверью.
«Мандарины, свежие мандарины!» — с мегрельским акцентом предлагал свой товар прохожим парень лет двадцати пяти. Перед ним прямо на асфальте расположился большой чемодан, из тех какие берут с собой в отпуск к морю многодетные семьи. Нетрудно было сделать вывод, что чемодан заполнен мандаринами «прибывшими» ночным поездом из Западной Грузии. В предновогодние дни Тбилиси заполнялся продавцами мандаринов, торопящихся заработать в предпразничном ажиотаже.
«Тебе мандарины не нужны, брат?», — спросил он меня, когда я проходил мимо.
— Зачем мне твои мандарины?! — огрызнулся я, открывая торг.
— Подожди, подожди! Не уходи. Я даром почти отдаю, только приехал, понимаешь, а ты первый покупатель, знаешь правила?
Правила я конечно знал. В уличной и рыночной торговле считалось, что первый покупатель приносит… удачу или неудачу и с ним практически не торговались.
Тем не менее, правила требовали от меня держать марку:
— Кислятина небось?
— Э-э-э! Зачем такие вещи говоришь, брат. Ты попробуй сначала. Мандарины слаще мёда! Слаще сахара! Слаще варенья из белой черешни. Знаешь варенье из белой черешни?
— А зачем мне мандарины, которые слаще варенья из белой черешни. Захочу варенья — поем варенья. Мандарины должны быть кислыми, — коварно сказал я, стараясь его провести.
Но он не поддался:
— Хочешь кислого — лимоны купи, а мои мандарины сладкие, как варенье из белой черешни. Знаешь варенье из белой черешни? Не знаешь, наверное,
— Я то знаю варенье из белой черешни, а ты сам знаешь? — не уступил я инициативы.
— Э-э то! Я как не знаю?!
— А вместо косточек туда кусочки грецкого ореха кладёте? У вас в Самегрело орехи растут? Да вы и косточки из черешни не вытаскиваете небось, прямо с косточками варите варенье!
— Раийо?! Мы не знаем орех?! Вай ме! С ума меня сводишь? Мы не знаем орех?! — полез он в бутылку, что мне и требовалось.
— А ну дай мандарин, посмотрю, — быстро сказал я, резко протянув руку, меняя тему, чтобы застать его врасплох.
— Даже попробуй на здоровье, Обрати внимание, как легко очистить, сами выпрыгивают из шкурки, чувствуют хорошего человека, здороваются, «как дела» — говорят,
Присев на корточки, пранишка щёлкнул замком чемодана. Крышка откинулась и показались аккуратные ряды крупных мандарин. Они были с веточками, усеянными тугими тёмно-зелёными листьями. Листки выглядели совершенно свежими, и значит мандарины, ещё вчера висели на дереве.
Вид спелых, наполненных сладким с кислинкой соком плодов вызвал желание погрузить в мандарин зубы, упиваясь его ароматом и вкусом, жевать сочную мякоть, утирая ладонью губы. Во рту пересохло и я потянулся к протягиваемому мне крупному мандарину с зелёным бочком.
Но раньше, чем я успел его взять в руки, на мандарин упала тень. Чьи-то руки захлопнули крышку чемодана, и на неё встал черный полуботинок, выше которого виднелся синий хлопчатобумажный носок, покрытый серой милицейской штаниной с тонким красным кантом, возможно тот самый, отражение которого я приметил чуть раньше в луже.
Увлёкшись торговыми делами мы оба не заметили, как сзади к нам неслышно подошли три милиционера. Самый толстый и наглый из них носил погоны старшего лейтенанта и был начальником. Он то и поставил ногу на чемодан,
да так и остался стоять с гордым видом словно сделал что-то путное.
Двое других были совсем молоды, и судя по новеньким сапогам и отсутствию оценивающего выражения во взглядах, они совсем недавно поступили на милицейскую службу, только на днях демобилизовавшись со срочной службы в советской армии. Невысокий рядовой с бледным лицом и худощавый подтянутый парень с лычками младшего сержанта.
Как студент юридического факультета, я хорошо разбирался в подобных вопросах и сразу определил, что пацаны служили в патрульно-постовой службе — они были одеты в шинели, перетянуты портупеями, на которых висели планшеты. Я даже знал, что в находится в их планшетах — книжки проверок, в которых расписывалось милицейское начальство во время проверки патрулей. У одного на груди висела рация и в довершение ко всему оба носили зимние шапки, говорившие о переходе на зимнюю форму одежды и такой порядок указывал на их принадлежность именно к полку ППС, в котором поддерживалась почти армейская дисциплина, в отличие от помятых милиционеров из полка охраны гособъектов, вневедомственной охраны или ночной милиции, которая заступала на службу в 23:00 и храпела до семи утра утра в своих автомобилях, отчего их шинели всегды были измяты.