Тихие, спокойные ночи в горах пришлись как нельзя более кстати; все члены экспедиции могли хорошенько отоспаться. Остались в прошлом страшные ночи джунглей, когда после захода солнца начинался шум, жуткий рёв, причитание, хохот, предсмертный хрип и вой. В горах царствовала торжественная тишина; большие, яркие звёзды спокойно взирали на землю, а вдали шумели водопады.
Между тем молодых людей снова потянуло побродить с ружьём. Обилие дичи так и подбивало на охоту, но Франтишек не хотел выходить без Льготки. Вы спросите, что с ней произошло? Да просто Льготка не желала покидать палатку. Там, в плетёной корзине, безмятежно спали три её щенка.
— Три Льготки! — с восторгом объявил Еник.
Они с писком ворошились в корзине — три маленьких, слепых, глупых, но милых комочка. Льготка ревниво оберегала их, то и дело облизывала, приводила в порядок и никому не позволяла брать в руки. Только Еник имел право легонько гладить щенят. Он обещал дать им хорошее, но строгое воспитание, и Льготка молча согласилась.
— Знаешь, Льготка, того головастого, с белой лысинкой кобелька, мы назовём Плутоном. Согласна? Мы отдадим его Вацлаву — он до сих пор грустит о твоём старом товарище. Плутон был молодец, ничего не скажешь, отважный и преданный друг, но твой Плутон будет ещё лучше! Значит, решено: передаём Плутона Вацлаву. Не возражай, Льготка, так надо. А того, сердитого, мы назовём Каро и подарим дяде. Зато дочку оставим себе, ладно? Диего тоже не прочь заполучить её, но мы ему не дадим, а то нам будет скучно. Она, конечно, послабее братьев, но мы будем за ней хорошенько ухаживать. Только как нам назвать её?
«Гав-гав», — предложила Льготка.
— Какое же это имя! — воспротивился Еник. — Надо придумать что-нибудь другое. В нашей деревне у Новаков была собака Бела, она меня очень любила. Что скажешь, Льготка: нравится тебе имя Бела?
Теперь не согласилась Льготка: она недовольно заворочалась.
— Ладно, придумаем новое, — уступил Еник. — А что, если назвать её Костарика? Вот здорово! Она тут родилась — неплохо ведь, а? Думаешь, слишком длинно? Можно и сократить. Ну-ка, выбирай: Коста или Рика?
Льготка заворчала, и по этому ворчанию Еник определил, что ей больше нравится имя Рика; на том и порешили.
На десятый день пути экспедиция подошла к широкой горной расселине — будто гигантский плуг провёл через плато глубокую борозду. На дне её шумел горный поток, а склоны так густо поросли деревьями и кустарником, что дальнейшую дорогу в этой чаще можно было проложить лишь напряжённым и упорным трудом. Прежде чем переправиться на ту сторону расселины, Франтишек решил обследовать её ближайший склон и основательно изучить окрестности. Предполагалось, что в этих местах можно найти не только горные орхидеи, но и виды орхидей, растущих на деревьях.
И в самом деле, глазам путников неожиданно открылся цветущий сад. Буйно разросшиеся орхидеи горделиво поднимали свои чудесные головки. К сожалению, они оказались почти недоступными. Казалось, до цветов рукой подать — охотников отделяли от них какие-нибудь двадцать — тридцать метров, — но достать их было невозможно. Для этого надо было бы уметь летать.
— До чего неуклюжи люди! — с досадой вздохнул Еник. — Ну, почему я не колибри и не бабочка? Вот они раскачиваются да порхают себе над «воздушным садом»…
Задача состояла в том, чтобы запомнить, в каком направлении находится намеченное дерево с орхидеями. Это казалось совсем лёгким делом, пока путешественники стояли на краю обрыва, но зато было очень трудно для тех, кто попробовал бы спуститься в расселину. Довольно успешно с этой работой справлялись индейцы; перекликаясь, они облазили все деревья, где, по их мнению, могла быть богатая добыча. Им помогали Еник, Вацлав и Диего, и этот пустынный край, куда едва ли ступала нога человека, огласился криками, смехом и пением…
Между тем дети Льготки заметно окрепли, а через девять дней у них открылись мутно-синие глазёнки. Вот когда разговорам Еника с Льготкой не было конца!
Малыши быстро росли и научились вылезать из корзины. Еник, правда, строго-настрого запретил им это делать. Да разве чертёнок, вроде Каро, послушается? Разве кто-нибудь углядит за Плутоном или за Рикой? Вывалятся кубарем из корзинки и ковыляют, переваливаясь на своих толстых лапах… Но с Льготкой шутки плохи: она хватает ослушника за шиворот и бросает обратно в корзинку. Признаться, возня с детьми ей уже порядком надоела: вокруг накопилось много работы, а тут сиди целыми днями, карауль щенков!
Специально ради Льготки Вацлав смастерил особую корзинку — с редкими прутьями и с крышкой; щенята были в ней, как в клетке. Сколько раз они смешили Еника, когда пытались удрать! Во время кормёжки их выпускали на свободу. И тогда Плутон доказывал, что станет бойцом.
Он вызывал на бой каждый придорожный камень, нападал на все щепочки, башмаки и даже кости.
Рика же драться не умела; ещё бы, девчонки не дерутся! А Каро — тот рос философом. Он вечно сидел задумавшись, только ушком пошевелит или почешет лапкой затылок — и снова углубится в размышления. Положат его на спинку — лежит; на животик — лежит. Вацлав сунет его к себе в карман — Каро не издаст ни звука.
— Добродушный пёс растёт, — рассудил Еник. — Как раз для дяди! — шепнул он Вацлаву на ухо.
Как только щенята научились играть, Льготка сочла постоянный надзор излишним. Мало-помалу возвращалась она к своим повседневным обязанностям. И тогда Франтишек позволил поохотиться, о чём давно мечтали Вацлав с Еником. Каждую ночь охотников манили таинственные звуки, доносившиеся из расселины. Каждую ночь она наполнялась рёвом, чем-то напоминая гватемальские джунгли. Наверное, где-то неподалёку, у реки, был водопой.
В охоте должны были принять участие и индейцы. Они приготовили луки и стрелы, а Диего, за его исключительные заслуги, было доверено настоящее ружьё.
Рано утром путешественники укрыли ветвями палатки и спрятали корзины и ящики. Индейцы захватили с собой запасы провизии. Запертых в клетку щенят Вацлав подвесил на ветку, торчавшую над обрывом, словно мускулистая рука. Охотники беззаботно покидали расположение лагеря: опасности были позади, здесь бояться нечего, а перед наступлением сумерек все вернутся обратно.
План охоты был не сложен: двигаться вдоль обрыва, пока не найдётся подходящее место, где можно спуститься в расселину. Льготка радостным лаем выразила своё одобрение и решила по-своему отметить начало похода: высоко задрав хвост, она трижды громко пролаяла, побежала вперёд, как признанный разведчик, и тотчас же отправилась на поиск; временами, сделав порядочный крюк, она возвращалась к охотникам, следовавшим за ней.
Всех наполняла неизъяснимая радость. Может быть, потому, что это была первая охота после долгого перерыва.
На сей раз экспедицию сопровождал и Хосе. Он упросил Франтишека взять его хотя бы на первую половину дня, а потом он вернётся и все успеет сделать: и щенят накормит и приготовит сытный ужин из свежей дичи.
Глава двадцать первая
Приключение с оленем
Франтишек рассчитывал спуститься на дно расселины и идти вдоль ручья или речки, пока не отыщется удобное место для подъёма на противоположный склон, чтобы можно было выбраться на другую сторону плоскогорья. Он рассуждал так: если это удастся сделать охотникам, то позднее сможет пройти и весь караван, так как путь уже будет расчищен.
Индейцы всё дальше углублялись в чащу кустарника, неутомимо работая мачете, обрубая кусты, ползучие стебли, лианы и невысокую поросль.
Охотники обследовали каждый кустик, каждую пещеру, все укромные уголки, которые могли бы служить укрытием зверю.
После тяжёлой двухчасовой работы они спустились к речке. Её студёная чистая вода пробивалась через камни, а в более свободных местах широко разливалась, образуя небольшие заводи. Глубокие места можно было распознать по тёмной окраске воды.