– Прошлой ночью мне снился Шарр. Как будто я там очутился.
Зафира застыла. Шарр. Какова была вероятность дважды за утро услышать название этого заброшенного места? Шарр слыл островом зла, краем, от которого предостерегали в ночи при мерцании фонаря. Недосягаемым страхом, живущим по ту сторону Арза.
В прошлом, ещё до исчезновения Сестёр и волшебства, Шарр служил крепостью-тюрьмой. Нынче остров превратился в дикого, необузданного зверя со свирепствующими оазисами. Он тянулся к Аравии при помощи Арза, где каждое дерево воплотилось в стража его армии.
– Былые времена видел? Тюрьму?
Дин покачал головой. Взгляд стал отстранённым.
– Я попал в ловушку внутри громадного дерева. Мне грезилась тьма, похожая на дым. Шепчущие голоса. – Дин, сморщившись, взглянул на неё. – Много голосов, Зафира.
Она смолчала о шёпоте, который сопровождал каждое мгновение её жизни.
– Не имею понятия, что это значит, но зачем было являться ко мне именно сегодня? – Дин вздохнул.
– Сегодня, по крайней мере, у тебя появится отличный шанс отвлечься и не думать об этом. – Зафира коснулась руки Дина, и он обвил мизинцем её мизинец.
– Неужели я слышу оптимизм?
Зафира рассмеялась.
Стоило им свернуть к деревне, хрустя сапогами по льду, как лицо Дина тотчас обрело серьёзность.
– Помнишь Инаю?
– Дочь худого пекаря?
Никто в западных деревнях не пёк хлеб настолько отвратительно, как это делал худой пекарь. Его дочь обладала тихим голосом, настороженными глазами и густыми, как львиная грива, волосами.
Дин кивнул.
– Несколько дней назад пекарь неудачно упал, и, кажется, он больше не сможет ходить. Говорят, что Иная хотела продолжить дело отца.
У Зафиры сжался живот.
– Поутру, когда Иная открывала магазин, к ней нагрянули люди старейшины. – Челюсть Дина заметно напряглась, отчего Зафире захотелось снять напряжение пальцами. – Я был там, продавал шкуры старому Адибу. Один из них вытащил Инаю, другой тем временем швырнул за стойку человека, очевидно никогда не месившего хлеб.
– А через несколько дней Иная выйдет замуж и станет для него послушной женой, – закончила Зафира.
Дин что-то пробормотал, подтвердив предположение.
Старейшина в одиночку правил деревней. Впрочем, главы других деревень ничем от него не отличались. Все они слушали чепуху халифа, которую никчёмный султан Аравии должен был зарубить на корню, но почему-то не думал этого делать. В большинстве случаев Зафира не понимала, какой толк был от султана, если халифам всё равно дозволялось свободно командовать.
Хуже всего, что большинство жителей свято верили в каждое фальшивое слово. Если мужчины скажут, что жители деревни будут умирать от голода, когда женщина станет печь хлеб, они и в это поверят. Виной всему – простой предрассудок.
– П-ф-ф, Дин, ну вот зачем всё это? – Взгляд Зафиры вспыхнул от ярости. Сахар в ответ встревоженно фыркнул. – В прошлом месяце поймали другую девушку. Она рубила дрова в Пустынном лесу, где каждый даамов мужчина и дед рубят их. Как будто её руки покалечат деревья сильнее, чем снег.
Дин глянул на Зафиру.
– Тебя это волнует?
– Волнует ли это меня? – почти огрызнулась Зафира.
Дин улыбнулся:
– Временами я забываю, что ты другая. Просто будь осторожнее, ладно?
– Как всегда, – пообещала Зафира, подходя к дому Дина и Ясмин.
Дин кивнул на дверь.
– Сестра не знает. Сегодня не подходящее время для таких бесед. В особенности из-за барана-старейшины, желающего нагрянуть на её свадьбу.
Дин не ошибался. Ясмин бы собственноручно разорвала старейшину в клочья.
Зафира передала поводья Дину, и он ушёл, чтобы позаботиться об убитом олене. Девушка поднялась по двум маленьким ступенькам, но прежде, чем она успела постучать, покоробленная дверь распахнулась сама. На лице Ясмин читались беспокойство и ярость.
– А я-то надеялась, ты будешь улыбаться, – поддразнила Зафира, заходя в дом.
Ясмин только сильнее нахмурилась.
– О, я улыбаюсь. Kharra[11], я бы улыбалась ещё шире, если бы ты и вовсе пропустила свадьбу.
Зафира в ответ лишь цокнула языком. Тело в одночасье окутало тепло от очага, и она невольно вздрогнула.
– Ругаешься, как сапожник!
– Уже почти полдень. – Ясмин поджала губы. У неё, в отличие от брата, терпения никогда не хватало.