Данте потерялся. Он не знал, что можно ответить на такую провокацию. Иногда рядом с Мэлом Марлоу он чувствовал себя лишенным одежды и всех покровов, как будто этот проницательный человек видел его насквозь. Такой момент наступил и сейчас.
— Все мы равны перед лицом Всевышнего. За свои грехи отвечают все, поздно или рано, не так ли, Марлоу? Значит, не имеет значения, когда. Это просто… происходит. С каждым из нас, — Дантаниэл слегка расслабил начавший вдруг давить воротничок.
— Так. Но я не спрашивал про Всевышнего, преподобный. Я спрашивал ваше мнение.
Данте нервно огляделся. Знакомая чесотка начала одолевать его. А Марлоу, казалось бы, наслаждался подобной реакцией.
— Мое мнение резко отрицательное. Это противоестественное деяние против церкви и против Бога, — сжав зубы, солгал Данте.
— Хм. Почему-то я разочарован вашим ответом, — уголок губы Мэла дернулся немного вверх. – Я думал вы более…Мм… Свободны во взглядах. А что бы вы сказали, если бы я вам сознался, что сам являюсь одним из тех, кто практикует содомию? Мое предпочтение – не только женщины. Я также не против мужчин.
Глаза в глаза, ровно на секунду. Достаточно для того, чтобы щеки Дантаниэла полыхнули пожаром.
— Мэл, вы понимаете, что то, в чем вы сознаетесь мне … Против всех правил? Учитывая, что вы один из сторонников закона.
— Конечно, понимаю. Но я же могу вам доверять? Считайте это моей тайной исповедью, святой отец.
— К-конечно. Я не стану говорить о таком на каждом шагу. Но впрочем, мне пора, Мэл. Был рад вас видеть!
Криво улыбнувшись, Данте попятился. Он свернул чуть раньше, чем предполагалось и проделал свой путь до дома чуть ли не бегом, стараясь спастись от настойчивого взгляда, который, он был уверен, продолжал проедать его в спину.
— И вам всего доброго, отец Баррингтон, — темноволосый мужчина улыбнулся прохладной улыбкой и через некоторое время тоже задумчиво побрел своим путем.
Данте же летел, как не в себе, прочь от того места, где он только что чуть не выронил собственное сердце. Мысль о том, что однажды смерть за содеянное могла постигнуть его или Адама, резала его, словно тупым ножом. Ему почему-то до смерти хотелось увидеть Бёрнли, просто понять, что Мэл говорил не о нем, когда рассказывал свою страшную историю. Желание его разгорелось настолько сильно, что он, не думая ни о чем, поймал кучера, проезжавшего мимо и, заплатив ему пару монет, спешно покатил к дому сестры. Он старался не появляться там чаще, чем необходимо, но сегодня этот личный негласный закон не имел силы. Сердце колотилось слишком быстро. Мысли были слишком черными. Все вдруг потеряло свои краски и хотелось лишь немного василькового цвета, который таился в глазах у одного-единственного человека. Данте доехал до места назначения довольно быстро. И уже с порога понял, что что-то не так. Из окон кирпичного коттеджа доносились крики и ругань – их было слышно у самой тропинки.
— Я не понимаю тебя, Адам. Ты стал совсем не похож на себя, — резко вылетел из распахнутого окна обрывок фразы Рейчел. – Ты едва ешь. Почти не бываешь дома. На меня – ноль внимания… Скажи сразу, у тебя появился кто-то? Не ври мне. Я за милю чую твоё вранье!
— Рейчел, не надо, — приглушенный ответ. Тот самый родной голос, живой. Данте должен был бы успокоиться прямо сейчас, услышав, что все в порядке, что его дурацкие сомнения оказались напрасны, но не мог двинуться и заставить себя не слушать, того что происходило.
— Рейчел, не надо. Рейчел, не сейчас. Рейчел, я устал… Это все я слышу каждый день от тебя, Адам! Говори, как ее имя? Я нашла у тебя в кармане чей-то платок с инициалами! Чей он?
Данте машинально схватился за внутренний кармашек своей сутаны. Из-за чувствительной слизистой его постоянно мучила страшная аллергия. Вот уже пару дней он не вспоминал о недуге. До этого момента.
Карман был пуст. Платка не было. Проклятый романтичный Бёрнли вечно таскал его вещи, чтобы «оставить при себе что-то на память о прекрасных мгновеньях».
— Рейчел. Я купил его на распродаже. У меня чувствительная слизистая, — раздался чуть приглушенный ответ. Было похоже, что Адам ушел в дальний конец комнаты, откуда его было хуже слышно.
— Чувствительная слизистая? Где же я уже слышала эту песню в детстве. Не от моего ли брата ты научился говорить подобное?
— Рейчел, Данни тут ни при чем.
— Данни? Что еще за Данни?
Дантаниэл похолодел от ужаса. Прежде, чем Адам успел зайти дальше в своих бессмысленных оправданиях и все уничтожить, он взлетел на крыльцо и открыл дверь в комнату, приветствуя всех своим внезапным и крайне торжественным визитом.
— Добрый вечер, Рейчел. Адам, — Дантаниэл поприветствовал их сухо и отстраненно, очень сильно сдерживаясь, чтобы не взять Бёрнли за шиворот и не тряхнуть как следует прямо при сестре. В последнее время фраза «мне все равно, что будет. Мне надоело прятать ото всех свою истинную сущность» все чаще срывалась с губ этого строптивого мальчишки в разговорах. Данте ругал себя на чем свет стоит за то, что он не усмотрел в этом ни одного тревожного сигнала. Адам всегда пер напролом, так с чего ему останавливаться теперь?
Светловолосый молодой человек слегка побледнел.
— Ты. Что ты тут делаешь?
— Вот и я хочу тебя спросить. Ваши крики слышны на весь двор. Не очень-то прилично говорить так, что все прохожие в курсе ваших дрязг, — довольно резко заметил Данте.
— Ну, в общем–то хорошо, что ты зашел. – Адам усмотрел в этом некий знак. — Рейчел, я состою в сексуальной связи с твоим братом, — резко выпалил он, заставив преподобного подавиться своими словами, как костью. – Ты это хотела узнать? Так вот оно, живое доказательство. Ты как раз вовремя, Дантаниэл.
Рейчел моргнула. Раз, другой. Ее пальцы судорожно сжали найденный платок с инициалами – Д.Б.Б.
— Дантаниэл Блэр Баррингтон, — прошептала она, все поняв. – Это правда, Данте?
— Нет. Нет, конечно, как это может быть правдой, — кошмар сбывался с оглушительной скоростью, заставляя ее брата потеть и нести ересь. – Как я могу … Я давал обет безбрачия, я никогда в жизни не делил свое ложе с …
— Врешь, — усталый шепот Адама пресек его желание говорить. — Ты всегда врешь, Данте. Разве не вчера ты потрясающе имел меня на коленях и шептал в ухо, что собираешься жить до самой старости занимаясь этим только так?
По щекам Рейчел побежали прозрачные дорожки. Ей не требовалось повторять дважды: она всегда была смышленой девушкой.
— Не может быть… — она прижала бледные ладони к щекам.
Данте не успел сказать или сделать что— то. Сестра попятилась от них, как от эпидемии чумы. Подол ее платья мелькнул в дверях, и в мгновение ока топот каблучков раздался на дорожке, удаляясь в неизвестном направлении. Данте рассвирепел. Он отвесил Адаму такого мощного тычка, что тот отлетел к стене и смахнул по пути несколько глиняных горшков со стола. Они разлетелись вдребезги, как и сердце священника, внезапно ухнувшее с очень большой высоты.
— Какого же демона ты наделал, Бёрнли? — прошипел он сквозь стиснутые зубы.
— Прости меня, Данни. A не могу больше жить этой двойной жизнью. Я хотел лишь одного… — светлая голова свесилась вниз. – Но это оказалось сильнее меня.
Was That Just Goodbye
You Know I Couldn’t Tell
A Heart That’s made of Gold
Doesn’t Mean That it’s For Sale
You Taught Me How to Love
And Set Me Up to Fail
Gave Me Prayers Without the Words
A Cross Without The Nails
And Let Me Go
(One less Reason – Ghost)
====== продолжение 2 ======
В отсветах костра скользили тени. Данте выгнулся и, в очередной раз, резко изменил обличье: вот уже снова не волк, а человек лежал на земле, дрожащий в агонии. С его губ срывались непонятные звуки: то ли слова, то ли рык, то ли стоны безумной боли, все усиливающейся с каждым моментом. Марлоу настороженно прислушался. Ему показалось, что в своем страшном бреду Баррингтон звал его. Он опасливо покосился в сторону бревна. Лис давно спал, свернувшись клубком. Коршун примостился рядом, засунув голову под крыло, и только волк все еще нарушал своим беспокойством тишину ночи.