Элай и Марлоу некоторое время молчали в попытках придумать решение.
— Давай его отнесем куда-нибудь, где никто не ходит, — было единственным, что пришло в голову светловолосому лекарю. – Если не полегчает, будем соображать. А пока у нас не так много вариантов.
— Здорово. Он вообще-то тяжелый, как сволочь.
Внезапно со стороны дороги послышался шум, а через пару минут показался и тот, кто его поднял. Дагон быстро приближался к ним, по частям вырисовываясь из ночного воздуха.
— Наши талисманы… — начал было он, но тут же осекся, увидев, что его новости вовсе не такие уж новости. Элай и Мэл глянули на него с одинаково каменным выражением лица.
— Мы тебе все расскажем по пути. А теперь нам надо двигать отсюда, — Марлоу обреченно выдохнул и все же подхватил Дантаниэла на руки.
Не так уж часто его подтачивали угрызения настойчивого червячка совести, но именно сейчас настал такой момент, когда острые зубы этого существа прорезались и начали доставать довольно сильно. Он должен был предостеречь Данте от необдуманных действий, но именно сейчас стало уже пздно что-то предпринимать.
Они шли недолго. Лесопарк оказался глухим и безлюдным в это время суток. Уже через несколько минут безостановочного движения три фигуры вышли на небольшую полянку, со всех сторон окруженную деревьями.
— Полагаю, все на этом, — Мэл опустил лихорадочно потеющего приятеля на мерзлую землю. – Тут наше путешествие можно завершить.
Друзья обступили бессознательное тело со всех сторон.
— Знаешь, что я ненавижу больше всего? — задумчиво изрек Дагон.
— Отрицательный резус-фактор? – предположил Мэл.
— Нет, кроме этого. Я ненавижу ждать. Время тянется просто бесконечно, а ведь у нас его и так никто не отнимает.
На этом Элай и Марлоу присоединились к нему во мнении. Ситуация балансировала на грани между “плохо” и “очень плохо”. Их совместное неписаное правило гласило: если устраиваешь кровавую грызню в одном месте, будет лучше не задерживаться там долго, ведь огромный мир обладал пространством достаточным для поиска ночлега и пищи. Это была не единственная причина: вторая сложность заключалась в том,что Хантеры могли бродить неподалеку, а с неподвижным, почти умирающим товарищем на руках двигаться дальше не представлялось возможным. Кроме прочего, это значило, что ближайшие несколько дней им не стоило высовываться и развлекаться на полную катушку, а это уже тянуло на рекорд.
Марлоу молчаливо сделал круг по полянке. Становилось холодно. Элай и Дагон принялись собирать ветки, валявшиеся тут и там, на земле и под деревьями. Если ожидание собиралось затянуться, то им нужно было как-то пережить этот период.
— Поддай огоньку, Мэл, — Дагон собрал приличное количество прутьев, чтобы получился небольшой костер.
Марлоу подошел к кучке веток и вытянул руки. Искорка пробежала по его предплечью от локтя до запястья. Кончики пальцев его начали краснеть, как если бы были сделаны из металла и сунуты в раскаленную добела печь. Он слегка прикрыл веки. Огненная сфера размером с небольшой мяч сорвалась с его ладони и осветила крошечную полянку, поджигая сложенные шалашиком ветки и хворост. Костер вспыхнул несколько раз, дрогнул и разошелся зеленоватым пламенем, возле которого можно было греться остаток этой сумасшедшей ночи. Элай присел на бревно, валявшееся неподалеку. Дагон подошел к нему, пристроил брату голову на плечо, обнимая его левой рукой. Иногда Марлоу задавался вопросом, зачем эти двое вели странствующий образ жизни в поисках приключений – ведь для того, чтобы испытывать полный спектр всех самых болезненных чувств им не нужен был никто, кроме друг друга.
Элай потерся носом о щеку брата и улыбнулся. Они умолкли, не продолжая движения, а Мэл отвернулся и обхватил себя руками, все еще ежась от порывов ветра. В этом году осень выдалась на редкость промозглой, и почему-то именно сегодня это ощущалось особо остро.
Данте внезапно заскулил и резко вывернулся, полностью превратившись в волка. Его одежда лопнула и разошлась по швам, клочки джинсов плавно опали на землю. У парня был чудесный дар влипать во все возможные приключения и собирать их на свою шкуру, как репей. Марлоу сел на землю рядом с ним и оперся спиной о ствол дерева.
— Вы спите. Я за ним присмотрю, — буркнул он.
Элай и Дагон согласились. Через минуту, когда колдун со шрамом бросил взгляд в их сторону поверх пылающего костра, на бревне сидели уже не люди. Это был огромный коршун с блестящими черными глазками и пестрым оперением и рыжий лис с темными кончиками ушей, который суетливо вынюхивал что-то на земле. Мэл остался один. Он пододвинулся ближе к огню. Разные зрачки волка, рычащего и изворачивающегося в агонии, отражали блеск колеблющегося пламени. Данте держался наполовину в сознании. В его памяти, в воспаленном мозгу, как сумасшедший водоворот, кружились несвязанные картинки, целые хороводы ощущений и отблесков ушедших лет. Он словно плыл и не очень понимал, где находится. Мелькала среди прочих одна мысль, которая никак не давала ему покоя, плотно засев под шкурой и выжигая там страшные дыры. А может, это была и не совсем мысль, скорее образ – бездонные голубые глаза, плавно меняющиеся в иную форму – они становились то серыми, то зелеными, под цвет морской волны. А еще там присутствовали тонкие черты лица, все еще живые в памяти, даже несмотря на то, что сам их обладатель был мертв вот уже несколько столетий...
====== продолжение 1 ======
Англия, 17 … год.
— Данте. Да-а-анте-е-е, — мягкий и вкрадчивый голос внезапно распорол тишину, как тонкое лезвие. Он проплыл над пыльной конторкой и пошевелил волосы на затылке темноволосого юноши, склонившегося над большим фолиантом. Улыбка против воли наползла на губы священника, ведь мелодия, так сладко напевающая его имя, была ему знакомой.
Преподобный тут же одернул себя. Он мигом вспомнил, что не должен был вестись ни на какие уговоры демона с золотыми кудрями, который был послан в этот мир из самого ада лишь затем, чтобы смущать его покой.
— Да-а-анте, я знаю, что ты тут. — Текучий тембр щекотал и вылизывал уши.
— Я занят, Адам. Зайди попозже, — строго отозвался Дантаниэл в надежде, что это сработает.
— А врать нехорошо. Ты же священник, — шаги все приближались. Они отстукивали по каменным плитам, гулко раздавались в сводах церкви, в такт начинающему ускоряться сердцу преподобного.
Юный священник порывисто встал и попытался запереть дверь на засов, пока не стало слишком поздно. К сожалению, когда он обернулся, то понял, что уже опоздал. Голубоглазый Адам появился в дверях с неизменной нахальной улыбкой. Он оперся плечом о дверь и принялся внимательно изучать облаченную в ткань темной сутаны стройную фигуру священника. Данте весьма недовольно прочесал собственные взлохмаченные черные волосы. отчаяние скользнуло в этом жесте, что не укрылось от проницательных глаз светловолосого юноши.
— Адам, серьезно, ты не можешь сюда приходить так просто, — служитель церкви совладал с собой.
— Хм. Это почему? — вкрадчиво, как игривая кошка, промурлыкал посетитель.
— Потому что мы в церкви.
— Это я понимаю. Но я как раз думал, что дом Господа открывает для всех свои врата?
Данте вздохнул. Это никогда не бывало просто. С ним.
— Пожалуйста, Адам, мне действительно надо доделать… — он немного притормозил, замечая, что тот отходит от дверного косяка и плавно начинает проникать в комнату. Медленной и грациозной походкой, немного смахивающей на женскую, юноша сделал шаг в комнату. Затем обернулся и изящным движением прикрыл дверь. Тонкие пальцы с массивным серебристым кольцом легли на засов. Уже через мгновение Данте оказался запертым в ловушке холеной парой аристократичных рук Адама Бёрнли — сына местного мецената, который выделял неограниченное количество средств на реставрацию их маленькой церкви.
Преподобный отступил назад. По комнате поплыл свежий аромат душистого алиссума – медово-сладкий запах, смешанный с нотками свежескошенной травы и сена. Было трудно с чем-то перепутать его. Было трудно дышать.